Петр III

8 июня Румянцев писал из Кольберга Волкову: «Я уже отчаял вовсе быть для меня делу какому-либо... Вы знаете, что всякий ремесленник работе рад... В полковники и штаб-офицеры я доклад подал... разбор мой велик был... Я тех, кои не из дворян и не из офицерских детей, вовсе не произвёл: случай казался мне наиспособнейший очиститься от проказы, через подлые поступки вся честь и почтение к чину офицерскому истребились»¹⁷. Задержимся на этих словах. В феврале Румянцев побывал в столице, вызванный императором, и уехал обратно в Померанию в начале марта. Письмом Волкову он докладывал об исполнении распоряжений государя. Среди прочего было и пожелание избавиться от офицеров, выслужившихся из солдат и солдатских детей. Оно может показаться нелогичным в условиях, когда после Манифеста о вольности дворянства многие офицеры стремились в отставку, и на повестке дня вставал вопрос о заполнении вакантных мест. Однако Пётр III видел дело иначе. Наделяя русских дворян правами европейских благородных сословий, он рассматривал их как своего рода замкнутую касту: не офицерские дети не могли претендовать на офицерские чины. Тем самым нарушался один из основополагающих принципов, введённых Петром Великим, — принцип выслуги, гарантировавший социальную мобильность в империи, то есть возможность подняться по лестнице чинов на высокие ступени «Табели о рангах». Конечно, стать канцлером бывший солдат мог только теоретически, а вот получить за храбрость личное дворянство и пробиться в капитаны, командиры полка, коменданты крепости — такие примеры имелись в изобилии. Многих дворян тревожило проникновение простолюдинов в благородную среду. Иначе Румянцев не назвал бы подобных сослуживцев «проказой». Но император обязан был думать не о сословных предрассудках, а о бесперебойной работе государственного механизма. Видимо, он искренне считал, что офицеры должны пребывать на службе из чувства долга, как сказано в Манифесте. Оставляем реалистичность подобного взгляда без комментария.

В армии, как и везде, Пётр портил свою репутацию сам. Ведь подчинение вчерашним побеждённым унижало русских. Нужен был большой такт, чтобы не задевать самолюбия победителей. Фридрих II им обладал, недаром он устроил в Потсдаме прекрасный приём для Румянцева с манёврами в его честь и совершенно очаровал будущего фельдмаршала. А вот император был лишён способности понимать чужие чувства. Раз он восхищался Пруссией, то как другие могли не делать того же самого?

27 апреля 1762 года Пётр писал королю: «Я повелел генералу Чернышёву... подойти к вашей армии с 15 000 правильного войска и тысячью казаков, приказав, по мере возможности, исполнять приказания Вашего величества. Это лучший наш генерал после Румянцева... Но если бы Чернышёв и ничего не умел, он бы не мог дурно воевать под предводительством такого великого генерала, как Ваше величество»¹⁸. Захар Григорьевич недолго продержался в чести. Щербатов писал: «Похвала прусскому королю и унижение храбрости российских войск составляли достоинство приобрести любление государево; и граф Захар Григорьевич Чернышёв, при бывшей пробы российской и прусской взятой в плен артиллерии, за то, что старался доказать, что российская артиллерия лутче услужена, не получил за сие андреевской ленты, которые тогда щедро были раздаваемы»¹⁹.

Знаменитые «шуваловские» гаубицы действительно и стреляли дальше, и взрывались реже. Но Пётр не желал признавать очевидного — и тем обижал подданных. «В шуме праздников и даже в самом коротком обхождении с русскими, — писал Рюльер, — он явно обнаруживал к ним своё презрение беспрестанными насмешками»²⁰. Штелен даже не замечал, как режут ухо его слова о благих начинаниях ученика: «Рассматривает все сословия в государстве и имеет намерение поручить составить проект, как поднять мещанское сословие в городах России, чтоб оно было поставлено на немецкую ногу... Разослать немецких ремесленников по русским городам, чтоб они... обучали русских мальчиков и заставляли их работать на немецкий образец... Послать в Германию, Голландию и Англию несколько даровитых купеческих сыновей, чтоб изучить бухгалтерию и коммерцию и устроить русские конторы на иностранный образец»²¹.

Все эти начинания были и своевременны, и полезны. Приток европейских специалистов в Россию при Екатерине II несказанно возрастёт, государство будет тратить большие суммы на содержание пансионеров за границей и перенос на русскую почву западных технологий. Эти шаги воспринимались обществом как продолжение курса Петра I и вызывали похвалу. Почему же отвергались начинания внука великого преобразователя? Что он делал не так?

Рискнём сказать: то, что Екатерина предпринимала для блага России, совершалось Петром из презрения к своей стране.