Петр Ильич Чайковский. Патетическая симфония

Старик Аве-Лаллеман не смог присутствовать на премьере посвященной ему симфонии, поскольку был слаб здоровьем, но прислал поздравления и свое благословение. Благословение хрупкого, изящного старца из пригорода Гамбурга дошло и до юного Владимира в Каменку под Киевом, и он от чистого сердца и с благодарностью воспринял его, так как считал, что все, что относится к дяде, касается и его самого.

Самое длинное письмо, которое Петр Ильич написал племяннику из этой поездки, было отправлено из Ганновера. Чайковский остался верен своей привычке время от времени искать убежища в маленьких городках, чтобы предаться тоске по дому (как он сам это называл) и воспоминаниям о близких людях. Вот он взволнованно расхаживает по чужому, безликому гостиничному номеру, грызет перо, произносит длинные монологи по-французски, рыдает и в слезах бросается к письменному столу, чтобы написать дорогому племяннику, как он тоскует по нему и по России и что любит его как родного сына. Перед ним бутылка коньяка и пепельница, переполненная окурками. Боб в своей комнате в Каменке вновь и вновь перечитывает это письмо.

Знаменитый, любящий его как родного сына дядюшка далее направляется в Париж. Там он ведет переговоры о московских гастролях Массне, который оказывается намного более приятным в общении и вежливым, чем его немецкий коллега господин Брамс. Он даже явно польщен тем, что его приглашают в далекую Россию. Из Парижа Петр Ильич держит путь в Лондон, а из Лондона через Марсель, Константинополь и Тифлис обратно в Москву.

На корабле он завел знакомство с двумя молодыми русскими: студентом Московского университета и четырнадцатилетним подростком Володей, сыном известного хирурга. Они проводили вечера на палубе, наслаждаясь видом звездного неба и беспокойного моря. В последний вечер их совместного путешествия Петр Ильич пригласил обоих молодых людей в маленький ресторанчик в Константинополе. Здесь им предстояло расстаться: подросток и юноша направлялись в Одессу, а маршрут Петра Ильича пролегал через Батуми. Он вернулся в свою каюту и зарыдал от снова настигшего его одиночества. Петр Ильич искренне привязался к мальчику Володе, который был миловиден и умен. Он обладал привлекательностью людей, которым не суждено долго пробыть на этой земле. Какой мимолетной была их дружба! Рыдающий композитор чувствовал, что больше никогда не увидит мальчика, встреча с которым станет впоследствии самым любимым воспоминанием из этой продолжительной поездки.

Это были долгие и тяжелые гастроли — тяжелые не только для самого Петра Ильича, но и для мысленно сопровождавшего его Владимира.

Последующие месяцы, проведенные во Фроловском, протекали спокойно, но назвать их отдыхом было бы неверно. Они были наполнены работой: нужно было закончить балет «Спящая красавица» и оркестровать его. Премьера в Санкт-Петербурге была намечена на осень.

В это тихое, наполненное работой лето юный Владимир часто получал почту из Фроловского. Дядя писал много и подробно, хотя, конечно, не так подробно, как госпоже фон Мекк, задушевной подруге и покровительнице, которой был обязан далеко не лишним пособием. Но, когда осенью начался музыкальный сезон в Москве и Петербурге, Владимиру снова пришлось прибегнуть к услугам службы разведки. Корреспонденция прекратилась. Петр Ильич был очень занят.

Чайковский невзлюбил новую маленькую московскую квартиру, которую он обставлял вместе с Алексеем. Он ужасался при мысли о многочисленных гостях, поздних вечерах с водкой, шумом и табачным дымом, о нищих на улице, о бесконечных заседаниях «Музыкального общества» и о сухом кашле жены дворецкого Алексея, который был слышен даже в самых отдаленных уголках маленькой квартиры. Жена дворецкого, который поступил к нему на службу, когда был еще миловидным юнцом, болела чахоткой, ей требовался постоянный уход, и ее перевезли в квартиру Чайковского. Это положило конец его дружбе с дворецким Алексеем, это был ее финал — сухой кашель, глухой и горестный.

Владимир же на своем наблюдательном посту не смел жаловаться — и не жаловался — на полное отсутствие писем. Он же лучше всех знал, какие проблемы навалились на Петра Ильича, как он был удручен и как занят. Нельзя забывать и напряженную работу в «Музыкальном обществе», за которое Чайковский тогда странным и преувеличенным образом считал себя ответственным. Нужно было пригласить интересных гастролеров, чтобы увеличить продажу абонементов. Вслед за Брамсом отказался гастролировать и Массне, зато приехал Колонн, великий французский капельмейстер. Приехали также Дворжак и Клиндворт. Кроме того, были привлечены молодой композитор Аренский, Римский-Корсаков, Направник, Альтани, Зилоти и Петр Ильич.