Предложения Кропоткина не встретили серьезных возражений со стороны других делегатов. В поддержку идеи коммунальной автономии высказались Швицгебель, Брусс и представитель бернской секции Арнольд. Выступавшие напомнили о революционном опыте коммун в период Великой Французской революции и революции 1870–1871 годов. Только Кан сделал оговорку: хотя он и сторонник коммунальной автономии, но не считает нужным выделять этот вопрос из общей программы полной реализации анархистских требований. И в первую очередь он предостерег от участия в политике на уровне коммуны, то есть на муниципальном уровне, так как это будет противоречить принципам анархизма. На это Брусс и Кропоткин отвечали, что, разумеется, никто и не предлагает использовать уровень коммуны для того, чтобы добиваться частичных улучшений и реформ в рамках существующего общества, – речь идет о провозглашении коммунальной автономии в ходе восстаний. Вопрос не был поставлен на голосование. Но конгресс рекомендовал «раз и навсегда» изучить предложенное требование[741]
.Подтвердив, что «Международная ассоциация трудящихся является наилучшей формой организации рабочих масс», делегаты постановили не проводить в будущем 1879 году очередной конгресс или конференцию Интернационала, поскольку этого не позволяет «кризис, который существует во всех странах»[742]
. По существу, это был конец федералистского Интернационала.После Фрибурского конгресса Кропоткин возвратился в Женеву, где собирался провести два-три месяца. Здесь он сближается с кругами русских революционных эмигрантов во главе с Жуковским, оставив позади прошлогодние споры и конфликты[743]
. Наиболее близко Кропоткин сошелся с грузинским революционером-эмигрантом Варлаамом Николаевичем Черкезовым (1846–1925), который был арестован в России за участие в подпольных народнических кружках. В 1876 году Черкезов бежал из ссылки за границу, сотрудничал с Лавровым в Лондоне, а после переезда в Женеву присоединился к последователям Бакунина. Их дружба и сотрудничество с Петром Алексеевичем продолжались до конца жизни.Но самой главной переменой в жизни Кропоткина в тот год стало то, что он наконец нашел свою «вторую половину» – любовь и спутницу всей жизни, которая потом, когда мужа уже не стало, пыталась продолжать его дело под свинцовыми глыбами большевистско-сталинской России. Он познакомился с Софьей Григорьевной Рабинович (1856–1941), которая училась в Швейцарии и помогала ему в переводах с испанского. «Я встретился в Женеве с одной русской женщиной, молодой, тихой, доброй, очень доброй, с одним из тех удивительных характеров, которые после суровой молодости становятся еще лучше. Она меня очень полюбила, я ее тоже», – писал Петр Алексеевич Робену[744]
.Кропоткин видел в своей подруге идеал тургеневской женщины. «Повесть Тургенева "Накануне", – вспоминал он, – определила с ранних лет мое отношение к женщине, и, если мне выпало редкое счастье найти жену по сердцу и прожить с ней счастливо… этим я обязан Тургеневу»[745]
.Софья Рабинович родилась 28 ноября 1856 года в Киеве, в еврейской семье, но, когда ей было пять лет, ее отец, преуспевающий купец, известный под псевдонимом Ананьев, был сослан в Томск за помощь польским повстанцам. Впрочем, о ее происхождении существует несколько версий. По одной из них ее отец был русским или поляком, носившим фамилию Ананьев. Якобы он за хорошую плату поменялся документами с неким Рабиновичем, избежав более сурового приговора. Об этом говорится в воспоминаниях Софьи, записанных анархистом Николаем Лебедевым. В Сибири ее отец продолжал заниматься предпринимательством, на сей раз – добычей золота на арендуемом прииске. В возрасте 17 лет получившая хорошее домашнее образование девушка взбунтовалась против буржуазной жизни и ушла из семьи, чтобы не жить на средства, нажитые на труде рабочих. Друзья, собрав деньги, помогли ей в 1873 году поехать в Швейцарию, где она училась на медицинских курсах в Берне, а затем – на биологическом факультете Женевского университета. Она утверждала, что еще до поездки в Швейцарию была знакома с революционерами. Привлекательная женщина, с умным, несколько меланхоличным лицом, густыми бровями, большими, слегка косящими глазами, высокими скулами и полными губами, остроумная и обладающая твердой волей, она легко понравилась Кропоткину, на которого смотрела с обожанием. Их знакомство состоялось весной 1878-го. А 8 октября Петр Алексеевич и Софья поженились[746]
.