Петр Кропоткин. Жизнь анархиста

Ленские события и особенно развернувшиеся по всей России в ответ на расстрел массовые забастовки и демонстрации воодушевили Кропоткина. «А молодцы русские рабочие, – пишет Кропоткин Марии Гольдсмит. – Опять от них идет луч света в Темном царстве»[1576]. В декабре 1912 года он писал Яновскому: «Скажу вам весть, которая вас и многих товарищей порадует. Из России, – вы это верно уже сами заметили, – повеяло свежею струей, особенно со времени выступления рабочих после Ленских убийств. Газеты заговорили иначе. Видимое дело – терпение публики истощается. А рабочие – молодцы. Подумайте только: 200 000 бастовало в одной только Москве по поводу Ленского разгрома, такие стачки были везде, а потом – опять стачки по поводу смертных приговоров над севастопольскими матросами»[1577]. Ну а газеты «Русские ведомости» и «Утро России» начинают открыто публиковать письма Кропоткина.

* * *

Зимой 1912 года в Брайтоне Петр Алексеевич чувствовал себя в целом неплохо, хотя иногда ему все же приходилось лежать в постели. «Температура нормальная, легкие очищаются, но слабость ужасная», – жаловался он в одном из писем[1578]. Мучали и проблемы с пищеварением. «С моей второй бедой дело обстоит совсем не так хорошо, как с моими легкими, – сообщал Кропоткин Мэйвору. – Я полностью отказался от мяса, вина и кофе и превратился в какого-то „ихтиофага“ (что очень легко сделать в Брайтоне). Такая пища и теплые сидячие ванны через день или два дали мне возможность работать всю зиму, правда, не более 4–5 часов в сутки»[1579]. Время от времени Кропоткиных навещали друзья: Чарльз Роули, пианист Осип Соломонович Габрилович (1878–1936), публицист Владимир Владимирович Барятинский (1879–1941) с женой, актрисой Лидией Борисовной (1871–1921)[1580].

Занимаясь агитацией против репрессий в России и изданием анархистской литературы, Петр Алексеевич вел активную переписку и продолжал усердно работать над собственными книгами и статьями, превозмогая недуги. Каждый день, вспоминал Николай Кропоткин, его дяде приносили пачку писем из самых разных стран, на разных языках[1581]. И на них нужно было отвечать… Но в Брайтоне не было библиотеки, где он мог бы брать книги, и в июне он наконец сумел на три недели снова выбраться в Лондон, чтобы, живя у дочери, поработать в «Статистическом обществе».

В июле 1912 года Кропоткин выступил с сообщением на Международном евгеническом конгрессе в Лондонском университете, подвергнув уничтожающей критике модную идею стерилизации «выродившихся семей». Создателем евгеники как учения о борьбе с «порчей» человеческого генофонда считается двоюродный брат Дарвина – Фрэнсис Гальтон (1822–1911). Он провозглашал, что интеллект и умственные способности передаются по наследству. В США с 1870-х годов начали проводиться исследования, которые должны были доказать, что и антисоциальное поведение якобы передается в семьях по наследству, накапливаясь от поколения к поколению. Сторонники так называемой отрицательной евгеники ратовали теперь за своего рода «искусственный отбор» в человеческом обществе. Следует запретить асоциальным семьям иметь детей, требовали они. С 1907 года в различных штатах США стали вводиться евгенические законы; началась практика принудительной или поощряемой кастрации и стерилизации «умственно не развитых» людей и бедняков. Таковы были выводы из догматического дарвинизма и социал-дарвинизма, столь ненавистных Кропоткину. Он был убежден, что это учение направлено в первую очередь против бедняков – своего рода «социальный расизм», как сказали бы сегодня. Именно условия их существования толкают людей на преступления и общественные пороки! Правда, некоторые анархисты пытались переистолковать евгенические постулаты в ином ключе – скорее, в духе логики Ламарка. Необходимо изменить жизнь людей к лучшему – и тогда их организмы постепенно адаптируются к новой социальной среде. Не следует ничего запрещать – можно лишь вести просветительскую работу, чтобы предотвращать передачу наследственных заболеваний. Эта идея впоследствии получила распространение, например, среди испанских анархистов.

Но Петр Алексеевич оставался непреклонен. Он повторял свои аргументы: преступник – это продукт дурно устроенного общества. «Разрушьте лачуги, постройте здоровые жилища, устраните скученную жизнь детей и взрослых… и вы улучшите зародыш будущего поколения в гораздо большей степени, чем с помощью любого количества "обеспложения"»[1582].