Петр Кропоткин. Жизнь анархиста

Летом и в начале осени 1912 года Кропоткин снова трудится с такой нагрузкой, с которой его нездоровый организм еле справляется. «Годы сказываются!.. – сетует Петр Алексеевич в письме к Яновскому. – И ни души здесь, в Брайтоне, чтоб помочь. Последние три месяца я работаю через силу: с 9:30 утра до 12 ч. ночи, с двумя перерывами на обед, ужин и час прогулки. Десять, 11 часов каждый день, и иногда устаю сильно. Ни одного дня не прерывал. ‹…› Сверх сил»[1583]. И в этой ситуации он должен был готовить к изданию брошюры, книги, поддерживать переписку с другими анархистами. «Каждый день 4–5 писем с требованием товарищей помочь пером тому или другому изданию», – писал он Яновскому. «Иногда просто физически голова кружится от этих требований со всех сторон»[1584]. А нужно писать, писать, защищать преследуемых товарищей в России. А надолго ли его хватит? Ведь он уже пожилой человек с сильно подорванным здоровьем. Трудно быть в таком возрасте опорой, надеждой целого политического движения.

В начале декабря 1912 года анархисты разных стран отметили семидесятилетие старого революционера. Друзья посылают ему поздравления и подарки. Организуются юбилейные митинги, в адрес которых Петр Алексеевич отправляет послания. Сам он получил более четырехсот писем и телеграмм с поздравлениями[1585].

Перенапряжение сказывается. 19 декабря он слег с гриппом, перешедшим в двустороннее воспаление легких, и выздоравливал медленно: «…очень высокая температура (40 градусов и больше), озноб, потеря сознания – все по порядку. Горчичники на легких, две сиделки, одна ночью, другая днем – Соня в изнеможении, а я и не подозревал опасности. Наконец 31 ночью наступил кризис, и быстро возвратилась нормальная температура», – писал он Бертони[1586].

Непосредственная угроза жизни миновала, но старый больной организм восстанавливался медленно и с трудом. Кропоткина мучили непрерывный кашель, ночные кошмары, слабость. «Я перенес серьезную болезнь, которая отняла мои силы, и теперь я совершенно не в силах ни брать на себя какую бы то ни было ответственность, ни делать что-то полезное для успешного завершения дела», – жаловался он в письме к Гильому, который помогал ему в подготовке задуманного издания сочинений Бакунина[1587].

Для поправки здоровья нужно было опять отправляться в теплые края, но материальное положение старого эмигранта было тяжелым. Помогли деньги, собранные друзьями в Нидерландах[1588]. В феврале 1913 года Кропоткин смог наконец поехать на отдых в Швейцарию, в Локарно, сделав по дороге остановку в Париже для встречи с Гильомом и русскими друзьями. Встреча получилась впечатляющей для всех. По крайней мере, так о ней вспоминал Александр Таратута: «Старец 71-го года, больной, он блистает юношески гибким, светлым умом и необычайной памятью. По-отцовски нежно и кротко он вспоминает нашу первую бурную встречу в Лондоне в 1904 г. С необыкновенным тактом он делится с нами своим несравненным опытом, своим удивительным знанием общественных явлений мировой и русской действительности. Он рисует нам бездну между авторитарной системой, господствующей в мире, и могучим стремлением к свободе и хлебу для всех среди трудящихся. Он поднимал нас своей пламенной верой в грядущую революцию в России»[1589].

Но и в Локарно Кропоткина мучила усталость, хотя кашель постепенно прошел благодаря лечению доктора Фридеберга. Он встречался со знакомыми, позировал скульптору. Время, проведенное в этот раз в Швейцарии, Петр Алексеевич называл первым в своей жизни «отпуском»[1590]. И впервые в жизни у него появился шанс сделать этот отпуск едва ли не пожизненным.