Петр Кропоткин. Жизнь анархиста

Мощные всеобщие стачки угольщиков и транспортников в Великобритании в последние предвоенные годы внушали оптимизм старому революционеру. В письме к Марии Гольдсмит в январе 1914 года Кропоткин с восторгом рассказывал о том, как во время стачки перевозчиков угля газета The Times предложила, чтобы уголь продавал сам профсоюз рабочих-нагрузчиков, без хозяев и посредников. Кропоткин видел в этом признак того, «до какой степени мысль в Англии начинает направляться в сторону перестройки теперешней капиталистической организации»[1604].

Интерес к происходящим событиям по-прежнему не мешает Петру Алексеевичу обращать внимание на вопросы науки и философии, которые он все так же считает важными. В это время он продолжает заниматься вопросами биологии, дарвинизма и ламаркизма, а также вступает в полемику с философскими взглядами Анри Бергсона. Петру Алексеевичу не могли понравиться атаки философа на рациональное познание и понятийный тип мышления, которым тот противопоставлял иррациональную интуицию и основанное на ней творчество как космический объективный процесс. Идеи Бергсона были тогда в большой моде и привлекли анархистов-индивидуалистов во главе с Андре Коломером (1886–1931). Эти «новаторы» были не прочь соединить бергсонианство с учением Макса Штирнера о «Единственном» и его эгоистическом утверждении в обществе и мире. На их стороне выступили многие символисты и футуристы. Кропоткин же отстаивал научность познания.

* * *

Теоретическая и издательская работа Шапиро и Кропоткина во многом подготовила и попытку объединения российского анархического движения. С 28 декабря 1913-го по 1 января 1914 года прошла первая объединительная конференция русских анархистов-коммунистов за границей. На ней была представлена и русская анархистская эмиграция в Лондоне, в том числе Александр Шапиро и еврейские рабочие-анархисты из Уайтчепела. Было принято решение создать в Лондоне Секретариат Федерации русских групп анархистов-коммунистов за границей, в состав которого вошел и Шапиро. Учреждался также Издательский комитет. Кропоткин приветствовал сплочение анархистских сил. «Вы все очень умно распорядились, созвав Конференцию, и результаты, я надеюсь, она даст прекрасные», – писал он Марии Гольдсмит[1605].

Кропоткин отправлял статьи и в основанную на конференции газету «Рабочий мир». По просьбе ее редактора Георгия Гогелиа он составил список своих опубликованных работ, напечатанный в № 4 от 9 декабря 1912 года[1606]. Но участвовать в редактировании этой газеты Кропоткин не хотел. Мария Гольдсмит утверждает, что издания, являвшиеся органом какой-то большой политической организации, были ему не по душе: «…он не любил т[ак] наз[ываемых] „официальных органов“ партий или федераций, которые всегда должны отражать взгляды всех членов, или какое-то „среднее“ мнение организации. Он предпочитал органы небольших групп, члены которых хорошо между собою спелись; все издания, в которых он принимал близкое участие, были именно такого типа»[1607].

Он возлагал надежды на подъем социальных движений в России, по-прежнему уповая на синдикалистские профсоюзы и кооперативное движение. «На чем останавливаться в будущем? Сама жизнь диктует: рабочее движение, синдикализм, – продолжал он в еще одном из писем к Марии Гольдсмит. – Тот же самый вопрос везде поставлен: Соединенные Штаты, Англия, Франция, Италия… Другое крупное движение в России – это кооперация. ‹…› Это нечто поразительное… Но наши этим еще не увлекаются, так что тут опасности нет. Но парламентаризм, действительно, опасность. Везде делаются попытки загнать рабочее движение, синдикаты, в эту конюшню»[1608].

* * *

Сам Петр Алексеевич на конференции русских анархистов не присутствовал. Врачи заверили его, что зимовать ему в Брайтоне опасно: в левом легком все еще находился очаг инфекции[1609]. Кропоткин обдумывал варианты: поехать в Рапалло или в английский городок Торки. В итоге выбор пал на Лигурийскую Ривьеру в Италии, ведь путь в Швейцарию был закрыт. В начале декабря 1913 года Кропоткины отправились в прибрежный итальянский городок Бордигера, расположенный неподалеку от границы с Францией и знаменитый своими природными красотами; их в 1884 году запечатлел на своих картинах Клод Моне. Курорт славился замечательными видами, роскошными пальмовыми рощами и прекрасными виллами. Здесь никогда не бывало туманов, снег выпадал раз в четыре года, а температура зимой держалась на уровне одиннадцати – двенадцати градусов. Большую часть времени в Бордигере светило солнце, насчитывалось лишь сорок дождливых дней в году.