Упрямо и настойчиво старик пытается превратить нужду в добродетель. Теперь он пробует представить дело так, что общественные процессы, вызванные или ускоренные войной, открывают дорогу к анархистскому коммунизму. «Нынешняя война, – заявляет он, – затрагивает такие глубокие стороны
Он наблюдал за мерами в духе огосударствления части отраслей экономики в Великобритании и надеялся убедить трудящихся «латинских» стран «перехватить» инициативу «социализации пищи, угля и т. д.» в ходе войны у государства. «Выступить с этою коммунистическою творческою деятельностью»[1654]
. Он мечтал о том, что профсоюзы и кооперативы смогут взять на себя функции регулирования производства и распределения, пока трудящиеся на фронтах будут вести «народную войну».В то же самое время Кропоткин продолжает размышлять о необходимости основания «
Между тем здоровье Петра Алексеевича продолжало ухудшаться. В марте 1915 года старик снова заболел. Петр Алексеевич мог работать лишь по три часа в день – он страдал от сильных болей в левой почке. 23 марта Кропоткина перевезли в маленькую частную лечебницу и сделали операцию дыхательных путей. Рана от операции быстро зажила, но возвратились старые проблемы с желудком, мучившие Петра Алексеевича еще с 1876 года. Больной сильно похудел, временами возвращалась температура. Почки, желудок, поражение слюнных желез, проблемы с желудочным соком, панкреатит… Врачи подозревали малярию. Казалось, старый больной организм просто отказывает. Кропоткин работал в постели, вставал часа на два и сидел в кресле, ходить он почти не мог. К тому же слегла с гриппом Софья Григорьевна, возвратившаяся из поездки в Шотландию, где она участвовала в митингах и собирала средства в помощь разоренной войной Польше.
Врачи назначили Кропоткину еще одну операцию, но ждали, пока пройдут желудочные боли. Хотя он верил в профессионализм врача, но на всякий случай поручил Марии Гольдсмит заняться публикацией его рукописи по биологии. Хирургическое вмешательство было успешным, и в середине мая врач выписал Петра Алексеевича домой, под наблюдение женщины-фельдшера. Сначала он вообще не мог выходить из дома сам, и его на пару часов вывозили в кресле на колесах, чтобы подышать воздухом. «И вот я проводил каждый день по 3 часа на берегу моря, – сообщает он Марии Гольдсмит 23 июня. – Рана зажила, начал было ходить (доходя до 200–300 метров), но дней 10 тому назад рана снова открылась. Пришлось прекратить хождение и снова лечь в постель на несколько дней»; работать он не мог. «Я обратился, безусловно, в обтянутый кожею скелет с какими-то неясными намеками на мускулы. Сейчас все, кажется, опять налаживается. Рана опять затянулась, и к работе является охота»[1657]
.Но улучшение здоровья продержалось недолго. Рана от операции никак не хотела заживать. В августе Петру Алексеевичу пришлось опять перейти на постельный режим и лечь на операционный стол, чтобы очистить рану. Кропоткин вынужден был много времени проводить в постели, работать же был почти не в состоянии. Лондонский хирург Уотсон Чейн (1852–1932) дал больному совет перетерпеть до марта 1916 года.