Не ограничиваясь, впрочем, лишь прогнозами и критикой, он предложил Шапиро создать небольшой кружок единомышленников, который установил бы связи с сочувствующими анархизму среди рабочих и крестьян. Далее Петр Алексеевич предлагал создать рабочие и крестьянские группы анархистов, после чего привлекать к движению представителей интеллигенции. Говоря о работе в сельской местности, он возлагал надежды на крестьян-кооператоров. Вслед за этим Кропоткин считал необходимым приступить к изданию газеты, которая отражала бы анархо-коммунистический взгляд на события и популяризировала для России опыт анархо-синдикалистского движения в Европе и Америке. Он предлагал установить контакты с западноевропейскими анархистами-коммунистами и анархо-синдикалистами для выработки общей программы, на основе которой можно было бы создать «Интернационал – анархический, крестьянско-рабочий, с такими же широкими целями, на основе повседневной борьбы с Капиталом»[1868]. Из-за тяжелого состояния здоровья и работы над своей книгой о проблемах этики Петр Алексеевич не успел отправить это письмо…
Нельзя сказать что он не предвидел, не ожидал скорой смерти. Он писал Александру Шапиро: «Милый ты мой, – я чувствую, что жить мне недолго. Сердце плохо – заметно хуже, чем год назад, – и постоянно напоминает, что надо кончать начатую работу по Этике. ‹…› Разбрасываться нельзя»[1869].
То же самое он скажет в письме Беркману от 2 мая 1920 года: «Жить мне осталось очень немного, сердце отрабатывает число биений, на которое оно было способно…»[1870] В этих условиях Кропоткин уже окончательно отказался от участия в анархистском движении, к которому планировал вернуться. Об этом он напишет Беркману: «Так вот, родной мой, на этику я положу свои силы, тем более что в агитаторской деятельности, в данное переживаемое нами время, я не чувствую, чтобы слабыми, единичными силами в России можно было сделать что-нибудь серьезное. Силы взбаламучены большие; во всяком случае, не единичные»[1871].
Но напоследок он все-таки обращался, и не раз, к тем, на кого возлагал надежды. Пытался объяснить, посоветовать, убедить… В ноябре 1920 года он разовьет эту идею в письме к дмитровским кооператорам. Отметит успехи местного потребительского кооперативного союза, включавшего более тридцати тысяч членов. Положительно оценит культурную работу, которую вели кооператоры и в которой поучаствовал и сам. А затем перейдет к практическим предложениям. Советовал организовать производительные кооперативы. Зачем? Только таким образом можно было создать относительно независимый от государства, а в будущем и от частного бизнеса кооперативный сектор экономики[1872]. А дальше все зависит от того, насколько независимыми и боевыми окажутся профсоюзы. В качестве примера он привел проект национализации производства и потребления, разработанный Всеобщей конфедерацией труда во Франции. Профсоюзы и кооперативы должны были образовать единый Экономический совет труда, управляющий экономикой[1873].
Основное препятствие, предупреждал он кооператоров, исходит от государства, фактически же – от правящей партии большевиков: «Теперешнее русское правительство, к сожалению, держалось
В это время несколько меняются взгляды Кропоткина на причины, приведшие к Первой мировой войне. Борьба за передел колоний, поиск все новых и новых сфер экономического влияния уже привели к одной всемирной бойне и приведут к новой. Великобритания добилась успехов, захватив «под свою власть как можно больше народов, отсталых в промышленности». Колонии стали резервом для развития промышленности «передовых стран»: «Им сбывали втридорога всякий фабричный товар похуже и от них по дешевой цене получали сырье». Другие страны следовали примеру Великобритании, стараясь повторить ее успехи в эксплуатации колоний[1875]. Гитлер тоже будет говорить о «жизненном пространстве» для германской экономики и искать новые колонии – на Востоке и Западе Европы, в России…
Кропоткину удавалось и дальше добиваться некоторых успехов, облегчая участь друзей и других общественных деятелей. Благодаря его настойчивым ходатайствам в феврале 1921 года был выпущен из тюрьмы старый друг Мельгунов, в то время ставший одним из лидеров белогвардейского «Союза возрождения России». Бумагу с ходатайством о его освобождении, составленную Верой Фигнер, Петр Алексеевич подписал за несколько дней до смерти[1876].