Петр Кропоткин. Жизнь анархиста

Поездка планировалась с конца 1871-го. Петр Кропоткин попросил разрешение о 28-месячном отпуске со службы и получил его 4 февраля 1872 года. 11 февраля в Москве ему вручили заграничный паспорт[414]. Собирался в Швейцарию и брат Александр, который в октябре 1871 года вышел в отставку со службы в телеграфном департаменте министерства внутренних дел в чине титулярного советника. Он хотел вместе с семьей перебраться за границу, чтобы полностью посвятить себя научной работе[415], но отъезд пришлось отложить до лета 1872 года из-за трагической смерти детей[416].

Поезд из заснеженного, еще зимнего Петербурга до Берлина шел два дня. Вначале поездка проходила по малонаселенным в те годы прибалтийским губерниям Российской империи, где, по словам Петра Алексеевича, «испытываешь чувство, как будто пересекаешь пустыню. На сотни верст тянутся заросли, к которым едва применимо название леса. Там и сям виднеется жалкая деревушка, полузанесенная снегом»[417]. На границе с Германией, между российской станцией Вержболово (ныне Кибартай и Вирбалис в Литве) и восточно-прусским Эйдткуненом (сейчас Чернышевское в Калининградской области), железнодорожная линия менялась: в Европе колея была уже, чем в Российской империи. Пришлось пересаживаться. Дальше начинались германские земли.

Как и многие другие путешественники до и после него, Кропоткин был по-настоящему поражен разительной переменой картины: «Из окон вагона видны чистенькие деревни и фермы, садики, мощеные дороги, и чем дальше проникаешь в Германию, тем противоположность становится разительнее»[418]. В глаза бросались массивные, капитальные строения, ухоженные поля, красивые, чистые и аккуратные города и селения.

В Берлине, который Кропоткину, как, кстати, и Достоевскому, показался скучным, уже наступала весна, почки на деревьях налились, цветы должны были вот-вот распуститься, и можно было ходить без пальто. Дальше железная дорога шла на запад и юг, вдоль Рейна, пока наконец не показалась Швейцария – «залитая яркими лучами солнца, с ее маленькими отелями, где завтрак вам дают под открытым небом, в виду снежных гор»[419]. Это был совсем другой мир!

Вот и старинный Цюрих. Прямо от вокзала начинается улица, ведущая через старый город с его узкими средневековыми улочками, где можно встретить дома, построенные еще в X веке. Река Лиммат, живописные берега Цюрихского озера… Кропоткина как географа все это вряд ли могло оставить равнодушным! Но больше всего его интересуют не городские красоты. Ему нужно на улицу Оберштрассе – в сердце русской колонии, где жили студенты и студентки из России.

Петр Алексеевич снял квартиру неподалеку от той, где жила Софья Лаврова. «Постель, диван, стол и пр., все есть, и к тому же, может быть, лучший вид в Цюрихе – на юг, на озеро и снеговые горы. Климат – роскошь, все зеленеет, в лодках все катаются, и пр. Жить бы здесь прекрасно, только квартиры плохи, холодны, и все не дешево»[420], – писал он Александру. Он гулял по городу, днями напролет читал – прежде всего книги парижских коммунаров Бенуа Малона (1841–1893) и Гюстава Лефрансе (1826–1901). Вечера были посвящены разговорам и встречам[421].

На квартире, которую снимала Софья, Кропоткину удалось наконец познакомиться с членами цюрихской секции Интернационала. В долгих беседах, которые не прекращались несколько вечеров подряд, принимали участие подруга Софьи Надежда Николаевна Смецкая (1850–1905) и Михаил Петрович Сажин (1845–1934), он же Арман Росс, участник студенческих волнений 1868 года, эмигрант, бывший секретарь Бакунина и его соратник по Лионскому восстанию 1870 года, – человек, которому Бакунин «передал почти всю русскую отрасль своих дел»[422]. Кропоткин был взволнован и с первых же минут знакомства начал засыпать Сажина вопросами об Интернационале, Парижской коммуне. Все они были убежденными бакунистами-анархистами и хотели, в свою очередь, узнать о том, что происходит в России.

«При первой же встрече моей с Петром Алексеевичем в квартире его родственницы, Софьи Николаевны Лавровой, – вспоминал Сажин, – он тотчас же обратился ко мне с целым рядом вопросов об Интернационале, Парижской Коммуне. Первый вечер прошел в довольно беспорядочных разговорах: его интересовала Западная Европа, а нас – Восточная Европа. ‹…› Тогда же Лаврова и ее сожительница Смецкая наделили Петра Алексеевича соответственной литературой, имевшейся у них под руками… Ввиду такого горячего, упорного, настойчивого желания его основательно изучить и узнать задачи, цели, деятельность Интернационала во всем его объеме и со всех сторон, советовали ему съездить в главные центры рабочих-интернационалистов: в Юру и в Женеву. В Юре были сосредоточены последователи Бакунина, так называемая Юрская Федерация антигосударственников, а в Женеве – последователи Маркса, государственники»[423]. Петру Кропоткину предстояло познакомиться и с теми и с другими.

* * *