Петр Кропоткин. Жизнь анархиста

В Невшателе в начале апреля Петр Алексеевич познакомился с ведущими представителями бакунистского крыла – бывшим членом Альянса социалистической демократии Джеймсом Гильомом и парижским коммунаром Бенуа Малоном. Беседа с Гильомом состоялась в типографии, где тот работал управляющим и корректором. Кропоткин помогал ему заклеивать конверты, в которых рассылалась местная газета, только что отпечатанная. Потом они еще проговорили несколько часов, прежде чем Гильом должен был вернуться к работе – он редактировал бюллетень Юрской федерации. Подробные и живые рассказы о Парижской коммуне Гильома, а затем и Малона, этого «широколицего, трудолюбивого, слегка поэтического, спокойного и чрезвычайно добродушного революционера», с которым Кропоткин виделся каждый день в его небольшом съемном жилье на склоне горы за городом, потрясли приезжего из России. Он ощущал настоящий гнев, узнавая о зверствах версальских войск и жестоких расправах, а героизм и стойкость коммунаров внушали восхищение[455]. Эмоциональная связь с этими революционерами и их делом была куда более горячей и полной жизни, чем впечатления от хитроумных политических расчетов их марксистских соперников.

7 апреля Кропоткин отправился из Невшателя в горы Юры, в Сонвилье и Локль: он хотел сам побеседовать с обычными рабочими – членами Юрской федерации. Он радостно переживал пестрое разнообразие альпийской Швейцарии. «Наслаждался и слякотью, и снегами, и переменами, в течение нескольких часов, от виноградников до страны пастбищ, хвойных лесов и наконец снегов…»[456] – делился он впечатлениями с Поляковым.

«Здесь, в маленькой долине среди Юрских гор, – вспоминал Петр Алексеевич, – разбросан ряд городков и деревень, французское население которых тогда исключительно было занято различными отраслями часового дела»[457]. Рабочие-часовщики разительно отличались от трудящихся, которые были заняты на крупных предприятиях и, как выражались марксисты, «выварились в фабричном котле». Здесь Кропоткин понял, насколько работники, еще сохранившие дух ремесленной самостоятельности и привыкшие самостоятельно распределять свой труд, более свободолюбивы и склонны защищать свои права и интересы – без начальников и приказов, но руководствуясь своими убеждениями. «Юрские часовщики действительно отличаются большой самобытностью и большой независимостью. Но также и отсутствием разделения на вожаков и рядовых объяснялось то, что каждый из членов федерации стремился к тому, чтобы самому выработать собственный взгляд на всякий вопрос. Здесь работники не представляли стада, которым вожаки пользовались бы для своих политических целей. Вожаки здесь просто были более деятельные товарищи, скорее люди почина, чем руководители. Способность юрских работников, в особенности средних лет, схватить самую суть идеи и их уменье разбираться в самых сложных общественных вопросах произвели на меня глубокое впечатление…»[458] – свидетельствовал Кропоткин.

В одной из часовых мастерских он познакомился с еще одним соратником Бакунина – секретарем Юрской федерации Адемаром Швицгебелем (1844–1895), обсуждал с рабочими проблемы социализма и принял участие в собрании, которое проводилось в одной из деревень, куда, несмотря на слепящий снежный буран в горах, собрались десятки людей со всех окрестностей, чтобы увидеть товарища из далекой России и поговорить с ним. Кропоткину очень хотелось повидаться и с Бакуниным, но тот жил далеко от Юры – в Локарно. Впоследствии историк анархизма Макс Неттлау рассказывал, что это Гильом отговорил Петра Алексеевича ехать к патриарху анархизма, уверяя его, что Бакунин слишком переутомлен борьбой в Интернационале и слишком стар. Сам же Гильом утверждал позднее, что Бакунин сам не пожелал этой встречи, потому что, зная о поездке Кропоткина к Утину в Женеву, счел, будто приезжий из России придерживается чересчур умеренных и даже враждебных ему взглядов. А может быть, Бакунин, обманутый и дискредитированный авантюристом Нечаевым, теперь вообще опасался новичков с родины?[459]

Михаил Александрович ошибался! Беседы и дискуссии в горной Юре оказались для Петра Алексеевича решающими. «И когда, проживши неделю среди часовщиков, я уезжал из гор, мой взгляд на социализм уже окончательно установился, – вспоминал он. – Я стал анархистом… Я возвратился из этой поездки с определенными социалистическими взглядами, которых я держался с тех пор, посильно стараясь развивать их и облечь в более определенную и конкретную форму»[460].

Пребывание Кропоткина в горной Юре длилось недолго. Судя по его письму Александру, он уже 10 апреля намеревался быть снова в Невшателе[461], а оттуда через несколько дней вернулся в Цюрих. Но этих нескольких дней хватило! Анархистское «обращение» Кропоткина произошло на фоне и в атмосфере романтических заснеженных гор, в обрамлении пейзажей, которые многими считаются самыми красивыми в Европе.