Петр Кропоткин. Жизнь анархиста

Последние страницы записки Кропоткина посвящены отношению Большого общества пропаганды к международному социалистическому движению и другим организациям. Петр Алексеевич предлагает не обсуждать сейчас вопрос о присоединении к Интернационалу, считая его преждевременным. Конечно, развитие Интернационала будет оказывать влияние на движение в России, а его решения будут обсуждаться в российских рабочих кружках. Но, во-первых, в самой России пока нет сильной рабоче-крестьянской организации, которая могла бы войти в его состав. Во-вторых, следует учитывать то, что движение в Европе – прежде всего рабочее, а Россия – страна крестьянская: «…вследствие громадной разницы строя мышления нашего народа, его склада представлений, его стремлений с этими свойствами западноевропейских рабочих, вследствие розни языка, наконец, вследствие нашей экономической изолированности мы не думаем, чтобы в сколько-нибудь близком будущем наши отношения могли бы быть сколько-нибудь тесные и живые, иначе как между отдельными личностями». Поэтому достаточно ограничиться «заявлением, что в принципах… мы вполне сходимся с отраслью федералистов Интернационала и отрицаем государственные принципы другой». Точно так же Кропоткин предлагает выразить принципиальное согласие с «русскими представителями федералистского отделения Интернационала», но совершенно отстраниться от всякого участия в «раздорах» между различными течениями русской политической эмиграции[552].

Трудно сказать, в какой мере эти последние соображения, высказанные Кропоткиным, были проявлением его личной позиции в отношении Интернационала, или же они были направлены на достижение своеобразного компромисса среди членов Большого общества пропаганды. В любом случае они способствовали тому, что программа, сформулированная Кропоткиным, получила поддержку и тех «чайковцев», которые не считали себя анархистами или бакунистами. Хотя и далеко не всех.

К записке, написанной Кропоткиным, примыкал и еще один его проект – «Программа революционной пропаганды». В этом тексте Петр Алексеевич снова возвращается к необходимости укрепления взаимодействия с народными массами и усиления «шествия в народ». За этим должны последовать «агитаторы из самой народной среды» и «наконец, и вооруженный мятеж». Автор предлагает разделить работу в народе на ряд последовательных этапов. Прежде всего, следует читать книги, содействующие «распространению знания народных нужд, недостатков современного быта, прошедшего», «книг, дисциплинирующих мышление». Одновременно будущий революционер должен изучить какую-нибудь профессию, связанную с физическим трудом. Он должен достаточно близко ознакомиться с жизнью крестьян и рабочих, среди которых должен вести пропаганду. Но никаких активных действий предпринимать пока не следует: «В этот период революционер должен быть нем как рыба, чтобы не попасться понапрасну, должен только присматриваться, слушать… Только когда он сочтет себя достаточно подготовленным, должен впервые раскрыть свои уста для пропаганды». Затем наступает вторая стадия. В этой ситуации «революционер должен разорвать свой дворянский паспорт окончательно, навсегда, сделаться крестьянином, мастеровым, фабричным и – пропагандировать». Такая пропаганда, как показывает западноевропейский опыт, должна быть конкретной: трудящиеся вначале плохо воспринимают абстрактные разговоры о проблемах, если они не затрагивают непосредственно их собственные нужды. В центре агитации необходимо поставить «именно эти местные, частные интересы». Для этого «навсегда оставшийся в народе революционер должен поселиться в какой-нибудь данной местности и примкнуть к какому-нибудь данному ремеслу». В том, что касается практической стороны того, как нужно вести разговоры с крестьянами, Кропоткин считал нецелесообразной прямую критику в адрес бога, религии и царя, полагая, что на нынешнем этапе развития народного сознания революционеров просто не поймут и отвергнут. Нужно жить как крестьяне, одеваться как они, делать то же, что они, к примеру ходить в церковь и поститься. Упоминания царя вообще стоит избегать, направляя острие критики на «правительство и господ»[553].

* * *

Обсуждение записки Кропоткина в кружке проходило весьма оживленно. Некоторые вообще не считали программу необходимой. Далеко не все были согласны с ее анархистскими положениями. «После крайне бурных обсуждений, в которых, по особенно революционным пунктам, Чарушин, Перовская, Сергей (Кравчинский. – Авт.) и я всегда бывали в «левой крайней», она была принята нашим петербургским кружком». При этом, как утверждал Кропоткин, «многие из нашего петербургского кружка, в том числе Николай (Чайковский. – Авт.), находили ее слишком крайней». В ходе прений в текст были внесены поправки. Варвара Николаевна Батюшкова (1852–1894) переписала программу «для отсылки в провинции, нашим кружкам на обсуждение»[554].