Петр Кропоткин. Жизнь анархиста

Эти дни были наполнены таким страшным напряжением, что в памяти Петра Алексеевича время как бы спрессовалось, превратившись в один долгий безумный день. Ощущение торжества как ученого – «кто испытал раз в жизни восторг научного творчества, тот никогда не забудет этого блаженного мгновения»[568], – смешивалось, сплавлялось с тревожным, отчаянным ожиданием неминуемого ареста. Триумф и катастрофа, как Инь и Ян одной жизни, встретились в эти дни. Годы спустя, когда Кропоткин писал свои «Записки революционера», перед его глазами явственно – как будто это было вчера – представали обстоятельства и детали того, как он был схвачен неумолимой репрессивной машиной империи. Зато даты и числа начисто ускользали, так что из текста воспоминаний можно было вывести, что арест произошел чуть ли не в следующий вечер после его научного триумфа. Лишь позднее историки, опираясь на воспоминания сестры Кропоткина, Елены, и материалы следственного дела, смогли восстановить настоящую картину происшедшего.

В действительности между выступлением в РГО и арестом Кропоткину предстояло провести несколько мучительных дней, в непрерывной осаде шпионов, следивших за его квартирой на Малой Морской улице. Петр Алексеевич постарался уничтожить и сжечь компрометирующие бумаги и документы, хотя избавиться удалось далеко не от всего. Так, при аресте в руки полиции попало письмо Дмитрия Клеменца к «чайковцу» Н. А. Грибоедову, описывавшее пропагандистскую деятельность его и Степняка в Рязанской и Тульской губерниях[569].

Дамоклов меч упал на голову революционера в понедельник, 25 марта 1874 года, когда Кропоткин направлялся на Николаевский вокзал, чтобы уехать в Москву, к сестре Елене[570]. В сумерках он смог выбраться через черный ход из дома, нанять извозчика и отправиться на вокзал. Вначале казалось, что его никто не преследует. Однако на Невском проспекте, возле здания Городской думы, дрожки, в которых ехал беглец, обогнали другие, преградив дорогу. В них находились полицейский агент и один из арестованных ткачей. Подав сигнал полицейским, агент заявил: «Господин Бородин, князь Кропоткин, я вас арестую». Предъявив бумагу с печатью городской полиции, он потребовал, чтобы Петр Алексеевич немедленно отправился «для объяснений» к генерал-губернатору. По дороге туда арестованный попытался выбросить письмо Клеменца к их общему знакомому зоологу Полякову. Сделать это не удалось[571]. Впоследствии, уже в ходе допросов, Кропоткин заявил, что Поляков не имеет никакого отношения к политическому движению, и тем спас его от ареста.

В доме петербургского генерал-губернатора Кропоткину пришлось несколько часов ожидать прибытия прокуратуры. В тот же день начались допросы[572], которые продолжались несколько дней. Их вел майор корпуса жандармов Виктор Иванович Оноприенко в присутствии товарища прокурора Судебной палаты Александра Федоровича Масловского[573]. Того самого Масловского, который прославился злым и жестоким обращением с подследственными. Он, замечал революционный эмигрантский журнал «Вперед!», «еще так недавно, будучи записным харьковским радикалом, либеральничал до чертиков… Это он заглаживает свои прошлые грехи… ах! виноват, он хочет получить вакантное место прокурора, потому что пока он только еще товарищ прокурора… Ну, конечно, перед столь высокой целью должны умолкнуть стоны жертв этого подлого ренегата…»[574]. Конечно, с князем Рюриковичем допрашивающие не могли вести себя по-хамски, но давление, нажим и любые уловки пускались в ход в полной мере!

В ночь с 25 на 26 марта жандармы привезли Кропоткина на его квартиру, где был устроен тщательный обыск. В ходе его были обнаружены и изъяты переписка, конверты и паспорта, аттестат, две шифрованные и две дешифрованные записки, приходно-расходная тетрадь по селу Петровскому, расчетная книжка конторы Юнкера со взносом в три тысячи четыреста рублей и книга текущего счета той же конторы с двумя вырванными листами, дневник «Путевые заметки от Петербурга до Иркутска», тетрадь «По Географическому обществу», учебник географии, книги, брошюры и издания на французском языке по истории Интернационала и Парижской коммуны: «Синяя книга Интернационала», «Интернационал», «73 дня коммуны», «31 заседание коммуны», «Акты и прокламации Центрального комитета», «Военные советы Версаля», «Секретная история революции», «Международная ассоциация», «История революции 18 марта» и «Интернационал»[575].

Обыск продолжался до трех часов утра. Затем Кропоткина привезли в Третье отделение, в дом № 16 на Фонтанке, и в четыре часа утра прокурор предъявил арестованному обвинение в подпольной деятельности и заговоре. В ответ на традиционный вопрос, признает ли обвиняемый себя виновным, Петр Алексеевич заявил, что любой ответ даст, только представ перед гласным судом. На все последующие вопросы о знакомствах и контактах арестованный отвечал коротким «Нет». В пятом часу утра его отвели в камеру Третьего отделения, где он смог наконец заснуть[576].