К-21 чуть улыбнулась:
— Хорошо… Петра, зачем ты меня искала?
— Есть разговор.
Я кратко, в нескольких словах, описал свою идею свалить на берег в эти выходные.
— Слушай, а ты точно из «утюгов»? — едва дослушав, округлила глаза К-21.
Собственно, суть была предельно проста — добраться до края полигона под водой. Проблема лишь в том, что для этого нужна подлодка в напарницы, причем, кто-то из крейсерских. У них и скорость подводная повыше и силенок побольше. А то я под водой плаваю именно как утюг — вертикально вниз.
— Вот только давай без расизма, — поморщился я на подколку.
— Ага, а «самотопы» не расизм? — фыркнула К-21.
— Хм… — Возразить было нечего.
— Ладно, проплыли, — отмахнулась подлодка. — Но ты отчаянная, ТАК на берег ещё никто не ходил.
— Просто у меня по времени жестко получается, плюс, целый пакет шмоток тащить.
К-21 испытующе прищурилась:
— А не боишься? Вы же беспомощней человека под водой.
— Так потому я к тебе и пришла, что в одиночку под воду лезть страшно.
— О-оо… — К-21 улыбнулась, но в глазах у неё при этом сверкнул холодный злой огонёк. — Целый тяжелый крейсер оказывает мне высокое доверие! Польщена!
— Кать, давай не будем. — Я встретил взгляд подлодки спокойно. — С мелкими я бы и связываться не стала. Но не потому что подлодки, а потому что у них «ярость священная» в попе бурлит. Но тебе вроде не двенадцать лет. У меня деловое предложение. Ты его как, выслушаешь, или я пошла?
То, что отказавшись, девчонка настучит про мои сборы, я не боялся, поскольку по школьным «понятиям» сдавать инструкторам — «западло». Тут даже свои не поймут.
Смерив меня ещё одним испытующим взглядом, К-21 медленно кивнула:
— Хорошо, слушаю.
— Присядем? — указал я на лавочку.
Мы с подлодкой чинно устроились на скамейке, синхронным движением расправили юбки, искоса смерили друг дружку оценивающими взглядами… Мне на секунду даже смешно стало — ни дать ни взять — высокие договаривающиеся стороны.
— Карта акватории есть?
— Найдем. — К-21 выудила из кармашка мобильник, бросила в него несколько слов и буквально через минуту примчалась запыхавшаяся малявка с картой. Что характерно, совершенно чистой, вообще без каких-либо значков и пометок. Секретчицы, блин.
Сложив карту поудобнее, я по памяти набросал несколько линий.
— Схема расположения наблюдательных постов интересует?
— Откуда такое богатство?
Я, демонстративно закатив глаза, вздохнул.
— Да они мне на каждом выходе разве что не светят в морду.
— И ты можешь точно определить направление на источник сигнала?
— Кать, у меня электронных станций аж шестнадцать штук, всех видов, типов и размеров. Вплоть до космической связи.
— Богато живёшь! — присвистнула подлодка.
— Не жалуюсь.
— Ладно, убедила. Но маловато будет.
— Ничего себе мало!
— Схема и у нас есть. Пусть не точная.
— Ладно, маршруты беспилотников докину.
— Так они же меняются.
— Маршруты — да, воздушные коридоры — нет. Нас пасут чисто для галочки, настоящая сеть дальше в океане, по краю сумеречного фронта. Вот там по-взрослому: и беспилотники, и самолеты ДРЛО, и спутники, и черт в ступе.
— Всё равно, мало получается, — фыркнула К-21.
Тяжело вздохнув, я укоризненно покачал головой, переходя с английского на русский:
— Катя, нельзя быть такой акулой капитализма, ты же советская девушка, комсомолкой была…
Договорить не успел — стремительно обернувшаяся подлодка внезапно схватила меня за воротник, с яростью зашипев прямо в лицо:
— Заткнись! Заткнись, сопля! Мы под бомбами глубинными ползали, в отсеках задыхались, ни своих, ни чужих не жалели, а вы… вы продали всё, за колбасу и тряпки буржуйские!
На секунду опешив от столь бурной реакции, я зло дернулся высвобождаясь.
— Кто «вы»? Я партбилет на Красной площади перед телекамерами не сжигала и с «народом прозревшим» не браталась. Я вообще родилась в одной стране, а оказалась в другой. Причем, от достроечной стенки не отходя. Американцы — противники вероятные, потом друзья невероятные, потом вообще хрен поймёшь. «Слава КПСС!», «Позор КПСС!»… Вам на войне хоть проще было: за спиной свои, в перископе враги…
— Да что ты знаешь о войне?! — снова зашипела подлодка.
— А что ты знаешь о жизни, когда войны нет, а люди от голода умирают? — не выдержав, вскипел я. — Когда чмо отожравшееся прямо с телеэкрана на всю страну заявляет, что «убыль пенсионеров пойдет на благо обществу» (1)…
— Драться надо было!
— С кем? С коммунистами? Так они раскаялись, в лице своих лучших представителей — секретарей обкомов и райкомов. Партбилеты сожгли, за благо народное радели… так, что аж ряшка в телевизоре не помещалась. А кто не раскаялся, тот сам по помойкам бутылки пустые собирал, по полгода зарплаты не видя.
Где-то с минуту мы прожигали друг друга яростными взглядами.
Наконец, К-21 отвернулась и опустила голову. С минуту помолчав, не поднимая взгляда, глухо произнесла:
— Я сама в эту Школу напросилась. Тошно дома. Нас, «Катюш», шестеро на Северном флоте было, до Победы я одна дожила. А теперь… товарищи адмиралы, а в Кремле Главнокомандующий… ГОСПОДИН президент.
Закрыв лицо руками, она выдохнула в ладони:
— За что мы воевали, а?