Петрикор

Меньше всего ему хотелось сейчас выяснять отношения. Его измотали эти разговоры с нарастающими, как ураган, претензиями. Он начал задумываться о том, чтобы вот так тихо, никому не объявляя, собрать свой небольшой чемодан и выскользнуть из квартиры незамеченным. Сам Жорж не был в восторге – ни от себя, ни от таких мыслей, но регулярные истерики жены уже порядком надоели. Иногда ему казалось, что это вообще какая-то другая, чужая женщина, которую он не знает. Стоит теперь перед ним и требует того, чего он ей дать не может.

Единственное, чего он хотел, – играть. Ну, может быть, еще в перерыве выкурить пару сигарет и выпить пятьдесят граммов виски. Хотелось хорошего, но пил что давали.

– Чего ты хочешь от меня?

– Ты не задумывался, когда мы в последний раз проводили вечер вместе?

– Ксю, ну не начинай!

– Я не Ксю. Меня Ксенией зовут. И знаешь, я – твоя жена, а не пустое место, которое ты все время пытаешься обойти.

– Все не так. Я, между прочим, работаю и зарабатываю, чтобы тебе было хорошо.

– Мне? Хорошо? Ты серьезно?

– Абсолютно.

– А мне плохо, представляешь? Я с ребенком – с утра до вечера. А от тебя только «привет-пока». Но со своей певицей ты можешь сутками болтать!

– Мы говорим о работе.

– Да, конечно. О работе. Вы треплетесь о своем джазе. Что, разве не так? Вы – родственные души. Вот в чем дело. А я – так… Всего лишь жена и мать твоего ребенка, которая не способна заценить фьюжн[13].

– У меня сегодня концерт важный, за хорошие деньги. Ты ведь хотела, чтобы Полина пошла в частный садик.

– Я хотела? А ты нет?

– Давай поговорим завтра утром. Обещаю.

– Ну да. И так всегда. А утром выяснится, что будет еще концерт, а до того – репетиция. Ты ребенком совсем не занимаешься!

– Ну, кто-то ведь должен работать? Дочь меня любит.

– Конечно, потому что редко тебя видит и каждый раз радуется, а я ей уже надоела: все время воспитываю и ворчу.

– Ну и что теперь? Хочешь, поменяемся местами?

– Ты серьезно?

– Вполне. Давай я буду сидеть с ребенком, а ты работать.

– Смешно. Ты без своего саксофона сразу умрешь. Ладно, давай – иди! И сам гладь свою рубашку.

Ксения вышла, и Жоржу захотелось закричать – громко, так громко, чтобы раствориться вместе с криком. Превратиться в один мощный звук и улететь куда-нибудь подальше.

«Отчего люди не летают?» – почему-то вспомнилось ему. Неужели все семьи так живут?! Зачем тогда вообще все это? Во имя чего человек добровольно себя мучит? Интересно, как обстояли дела у Дюка Эллингтона?[14] Его жена, Эдна Томпсон, так же наезжала на него из-за джаза? Хотя какая разница, что она думала. Главное – как он играл в The Cotton club[15], а нравилось это Эдне или нет, для истории джаза не имеет никакого значения.

«Надо срочно позвонить Феде. Он ведь легко мог укатить на дачу!» – пронеслось в голове. Концерты в последнее время случались не так часто. Мир во время пандемии неожиданно для всех поделился на до и после. Редкие встречи, проживание яркой совместной истории здесь и сейчас. Ребята каждый раз играли как в последний.

Жорж набрал номер Федора.

– Старик, привет! Мы сегодня играем. Ты как, в городе?

– Вот это новость! Чувствовал, что сегодня случится что-то хорошее.

– Открывается новый джаз-клуб.

– Что же они так, в последний момент?

– Ну, там ребята из Москвы должны были выступать, но кто-то из них заболел, и отменилось.

– А кому-то повезло – нам!

– Старик, ты становишься невозможным циником.

– Ты считаешь, есть другая форма выживания в этом мире?

– Я… А что я… Хочется верить, что мы все живем ради какой-то идеи.

– Вот именно что «какой-то». Ладно, старик. В 16 чекаемся. Играем в смокингах.

– Abgemacht![16] Обожаю смокинги.

Жорж увлекся джазом в подростковом возрасте. У его отца была вокально-инструментальная группа. Именно он сумел передать сыну особый заряд к музыке. Со временем Жорж понял, что в той, в чем-то наивной, музыке тоже присутствовал джаз, а может быть – прежде всего. Люди умели радоваться мелочам и знали наизусть каждую пластинку, потому что, как правило, их было всего две-три. Они даже музыкальные инструменты сами изготавливали. Дефицит в Советском Союзе распространялся на все. Делали тарелки для барабанной установки из подносов. А во время концертов держали включенным паяльник, на случай если что-то сломается. Кому знакома такая креативность в наше время?

«Я понял, что выхода нет! Но выход все же есть – и это джаз!» – любил повторять он. Жорж никогда не хотел играть в оркестре, где царствует главный дирижер и нет права на импровизацию. Ты всего лишь исполняешь чью-то волю, и не дай Бог задумать что-то свое, индивидуальное. Джаз всегда казался ему более честным и свободным, и даже больше – справедливым.

Жорж познакомился с Федором на богемной вечеринке у Семена шесть лет назад. Он тогда еще не был женат и не пропускал ни одной тусовки. Семен любил собирать вокруг себя талантливых людей. Считал, что таким образом делает мир лучше. Клавишник от Бога. Его и просить не надо, а уж тем более уговаривать: он мог часами играть без устали. Иногда казалось, что его не существует отдельно от инструмента.