Петру Великому покорствует Персида

Вот и сейчас маркиз ехал к вице-канцлеру в предвкушении доверительной беседы, которая пополнит его знания о подводных течениях в коллегиях, в Сенате, наконец, в домах владетельных особ, что тоже представляло немаловажный дипломатический интерес и пищу для донесений его патрону кардиналу Дюбуа.

Ворота обширного двора Шафирова были распахнуты, и экипаж маркиза беспрепятственно въехал внутрь. Тотчас объяснилась и причина такого беспорядка: двор был запружен крестьянскими возами. Меж них бегал управитель, весь красный то ли от напряжения, то ли от ответственности, то ли от гнева.

Камердинер, стоя на крыльце, с интересом наблюдал за происходящим со снисходительной усмешкой на бритом лице. Во двор высыпала и челядь, принимавшая живейшее участие в выгрузке и водворении на место доставленных припасов. В немыслимой какофонии мешалось кудахтанье кур, блеяние овец, важный гусиный гогот, людские крики и ругань.

Завидев экипаж маркиза, камердинер сбежал с крыльца, распахнул дверцу экипажа и воскликнул:

— Пожалуйте, ваше сиятельство господин посол.

Изволите видеть — беспорядок в нарушение всякого приличия. Господин барон рад будет вашему приезду. Я немедленно доложу.

И он, взведя маркиза на крыльцо, а затем и в обширную прихожую, засеменил по коридору для доклада.

Шафиров выкатился к нему с протянутыми руками. Вид у него был такой, словно они век не видались, хотя не далее как вчерашнего дня вице-канцлер нанёс очередной визит маркизу.

   — Добро пожаловать, дорогой маркиз, добро пожаловать, — пухлые щёки Шафирова дрожали от возбуждения. — Вы, как всегда, кстати. Начну с того, что нынче утром мне принесли оттиснутое в синодальной печатне сочинение моё, именуемое «Рассуждение, какие причины...».

Он неожиданно замолк, и лицо его расплылось в улыбке. Улыбка была чуть виноватой.

   — Виноват. Забыл, знаете ли, столь пространный заголовок сего сочинения. Прошу, прошу вас в кабинет. Там я вручу вам экземпляр сей книжки с почтительной надписью.

Он открыл перед маркизом дверь — распахнул её ударом ноги, столь велико было его авторское нетерпение продемонстрировать дорогому гостю выношенный и выпестованный с ревностью плод его трудов. Книжица была жиденькая, однако отпечатана на хорошей бумаге, с рисованными буквицами и виньетками.

   — Нет, нет, вы её полистайте, оцените труд типографщиков, — настаивал Шафиров. — Равно и мой труд.

Маркиз, говоря по чести, был не в ладах с русским языком. И с великим трудом осилил заголовок труда вице-канцлера: «РАССУЖДЕНИЕ, какие законные причины ЕГО ВЕЛИЧЕСТВО ПЁТР ВЕЛИКИЙ ИМПЕРАТОР И САМОДЕРЖЕЦ ВСЕРОССИЙСКИЙ и протчая и протчая и протчая к начатию войны против короля Карола XII швецкого 1700 году имел, и кто из сих обоих потентатов во время сей пребывающей войны более умеренности и склонности к примирению показывал, и кто в продолжении оной столь великим разлитием крови христианской и разорением многих земель виновен, и с которой воющей страны та война по правилам христианских и политичных народов более ведена.

Всё без престрастия фундаментально из древних и новых актов и трактатов, тако ж и из записок о воинских операциях описано, с надлежащею умеренностию и истиною. Так что в потребном случае может всё, а именно: первое, оригинальными древними, меж коронами Российскою и Шведскою постановленными трактатами, грамотами и канцелярийскими протоколами, тако ж многое и безпристрастными гисториями, с стороны российской доказано и любопытным представлено быть.

С соизволения Его Императорского Величества Всероссийского собрано и на свет издано в царствующем Санкт-Питербурхе, лета господня 1716 года, а напечатано 1722».

   — Уф, — невольно вырвалось у маркиза, когда он наконец одолел заголовок, а лучше сказать, предисловие в манере того времени, многословного и медлительного. — Признаться, мне нелегко справиться с вашим языком, хотя я изучаю его с прилежностью с того времени, как был аккредитован представителем короля французского при особе вашего славного государя.

   — О, милейший маркиз, могу обрадовать вас: в скором времени она, сия книжица, будет переложена на немецкий язык, и её сумеют прочитать цивилизованные народы. Что же касается языка российского, то должно признать, что он из труднейших для заучения.

   — Немецкий тоже не из лёгких, — пробормотал маркиз. — Однако без него европейскому человеку не обойтись, равно как и без французского, — закончил он с гордостью.

Тем временем Пётр Павлович, наклонив голову и ежемгновенно окуная гусиное перо в чернильницу, выводил на экземпляре книги дарственную надпись по-французски.

   — Это, знаете ли, второе издание, дополненное, — сказал он, отложив перо, — после многих исправлений и добавлений, учинённых собственною рукою его величества. И должен признать, весьма дельных и справедливых.

   — В способностях вашего государя я нимало не сомневаюсь, — поддакнул Кампредон. — У меня было довольно случаев в том убедиться.