Певчая

— Сначала они были воронами, выведенными семьей Рейвендон в древние времена, и Скаргрейв взял их с собой в Тауэр: умные черные птицы размером с голову человека, с насмешливым взглядом и острыми клювами, — он замолчал и тихо добавил. — Но теперь они другие, а все из-за песни Певчей.

— Что она сделала? — спросила я.

Нат вонзил нож в дерево.

— Она совершила глупую ошибку.

— И это печально, — сказал Пенебригг. Она хотела, как говорила, создать искателей правды, которые помогли бы лорду Скаргрейву найти предателей. Но вместо этого ее песня превратила птиц в инструменты пытки. Днем они спят, и это зачарованный сон, никто не может их разбудить, но ночью это охотники, каких свет не видывал.

— Это как быть в кошмаре, — сказал Нат, его нож замер, — в котором тебя ловят так быстро, что ты не успеваешь даже позвать на помощь. Сначала тебя охватывает ужас, а потом приходит жар, что душит тебя, давит со всех сторон.

Я зажала рукой рот. Ужасы в телеге, обжигающий страх… были ли это тенегримы?

Я спросила у Ната и Пенебригга. Нат кивнул:

— Мы были почти дома, когда нас заметили два тенегрима. Один тенегрим пролетел над нами, а другой отправился за дозорными. Мы были снаружи во время комендантского часа.

— Ты не боялся? — спросила я.

— Было сложно говорить, — сказал Нат. — Или двигаться. Но вороны ушли, пока нас проверяли дозорные. Я знал, что они приблизятся, если их позовет дозорный, или если я попытаюсь убежать. У нас был пропуск — почти настоящий — и я думал, что все будет в порядке. Так и вышло.

Я старалась не пялиться на его уверенное лицо. Как он мог говорить так сухо о встрече с тем, что испугало меня?

Пенебригг догадался о моих мыслях.

— Нат жизнерадостнее многих, — объяснил он. — Я бы не стал отпускать его ночью в другом случае. Но не стоит ему подражать. Многих из нас страх ослабляет. А сильнее всего он парализует, как говорят, Певчих.

Он хотел успокоить меня, но мне стало только хуже.

— Я бы не был радостным, если бы тенегримы приблизились сильнее, — сказал Нат. — Никто не выстоит против этого. И я боялся бы больше, если бы знал, что ты там. Но я не знал.

— Хорошо, что дозорные приняли твой пропуск, — сказал Пенебригг, — и что ничего плохого не произошло.

— Что могло произойти? — спросила я.

— Ты хочешь знать? — Нат взглянул на меня краем глаза.

Я задрожала.

— Да.

Пенебригг покачал головой.

— Нат, не думаю, что это лучшее время…

— Она имеет право знать, — сказал Нат. — Она Певчая, и она уже ощутила этот страх. Кто-то должен рассказать ей остальное.

Пенебригг склонил голову.

— Думаю, ты прав.

Нат сказал мне:

— Тенегримы в этот раз держались подальше. Но если кто-то решит убежать от дозорных, или если дозорные решат арестовать, тенегримы приблизятся. И когда они сделают это, тебе будет все жарче, ты услышишь, как пылает огонь их крыльев. А потом тебя схватят, и если Скаргрейв захочет узнать, что у тебя в голове, он прикажет им напасть.

— И они нападут, — сказал Пенебригг. — Но не клювами и когтями. Они прижмутся перьями к твоей коже, будут питаться твоими мыслями, как когда-то падалью и плотью. Их прикосновение похоже на огонь, оно обжигает. Ужас проникает в душу. И пока ты горишь, тенегримы срывают твои мысли, которые потом передают Скаргрейву.

— Они могут говорить? — спросила я.

— Со своим хозяином, — сказал Пенебригг. — Но не карканьем, а особым способом, от разума к разуму. Они крадут воспоминания, мысли, все, что делает тебя человеком, все, что тебе дорого, пока их темное пламя не поглотит тебя.

Дым камина словно стал плотнее вокруг меня.

— И наступит смерть?

— У везучих, — сказал Пенебригг. — Они превратятся в горстку пепла. Но тела некоторых выживают. И тогда они уже принадлежат главе шпионов. Их разум пропадает, они могут лишь слушаться его. Скаргрейв пользуется ими как стражниками в Тауэре, как дозорными в городе, ведь их не парализуют тенегримы, как остальных, и они слушаются всех его слов.

— По их глазам все видно, если приблизиться, — добавил Нат. — Они тусклые, и это говорит, что они Вороновые.

Я вспомнила, как они разглядывали мои глаза, как Пенебригг сказал, что они нормальные.

— Почему Певчая не развеяла чары или не остановила как-нибудь? — спросила я.

— Она пыталась, кстати, все убрать, — сказал Пенебригг. — Но когда она запела, она сбилась, растерялась, и песня не сработала. Она не успела запеть снова, Скаргрейв приказал воронам окружить ее лицо. Она стала их первой жертвой.

Волосы встали дыбом. Нат не выглядел потрясенным.

— Убита своей же магией, — сказал он. — Это справедливость.

Пенебригг нахмурился.

— Прояви сожаление, Нат. Никто не заслуживает такой смерти.

— Может, нет. Но она не должна была вмешиваться, — Нат отрезал еще кусочек дерева. — Она ужасно навредила.

— Одно ясно точно, — сказал мне Пенебригг. — После ее смерти началось Царство ужаса. Хотя многие это ожидали. Чародеям не доверяли, Скаргрейва похвалили за быструю расправу над Певчей. В те дни он использовал новые силы сдержанно. Он держал своих воронов в глубинах Тауэра, и даже ныне они там гнездятся, и он призывал их только на тех, кого подозревали в измене.