– Второй раз, когда я должен был умереть, произошел тем же летом. А может быть и следующим. Я только научился держаться в воздухе на новеньком флаере. Это не так просто, скажу я тебе. Дело в балансировке. Как только отключаешь магнитную ловушку – сразу оказываешься в воздухе без какой-то опоры. Это как попытаться балансировать на кончике иглы. Стоит слегка отклониться в сторону, и флаер соскальзывает туда же, как по маслу. Перевернуться – не перевернешься, но на месте устоять невозможно. Нет, понятно, учился я кататься на дорожном покрытие с включенной магнитной ловушкой, но угораздило же меня тогда соскользнуть с дороги на обочину. Вот тогда мы повеселились. Я руль поворачиваю, а фалер в другую сторону скользит – ловушке зацепиться не за что, на обочине покрытия нет. Я на тормоз жму, а эффекта нет никакого. И вот тогда я со страху додумался двигатель заглушить. Выключил я эту «адскую машину», да, именно тогда мамка и прозвала фалеры этим дурацким прозвищем. Флаер рухнул на землю, а скорость была такая, что его перевернуло и кубарем покатило. Ребро мне сломало. А могло бы и шею. Я тогда перепугался, хотя родители перепугались сильнее, конечно. Я два дня к гаражу боялся подойти. А через неделю тайком залез в гараж и умыкнул его. Катался весь день. Только под вечер домой вернулся. Да, это был первый раз, когда мне из-за флаера по-настоящему влетело. Ты же понимаешь, у меня еще ребро тогда не заросло – почему-то тогда не стали лечить меня в медицинской камере.
Леонид остановился и сладко потянулся.
– Да не, ты не думай. Скажешь, кто с флаера не падал, когда кататься на нем учился. Это тогда врач так сказал. Может быть, и просто напугать пытался, но он сказал, что если бы еще чуть-чуть, и сломал бы мне флаер шею. Это мне очень хорошо запомнилось. Сидели они тогда с отцом в гостиной и пересматривали запись камер наблюдения.
– А я помню только это, – спокойно поделился лис, – здесь хорошо, но никогда ничего не меняется.
– Печально.
– Нет, все хорошо. Я хотел тебя спросить… Можно?
– Конечно, валяй. Спрашивай все, что придет в голову, – бравурно задрал нос Леонид.
– Ну, – лисенок мешкал, словно то, что он хотел спросить было очень интимным, – тебе, правда показалось, что я мальчик… Что я живой мальчик.
– Да, – пилот с подозрением уставился на зверька, он ждал продолжения. По его мнению, такими вопросами просто так не разбрасываются. Только через четверть минуты он услышал робкое продолжение.
– Я боюсь, что я не настоящий. И это, скорее всего, так. – Хищный зверь виновато улыбнулся, – Я никогда не видел настоящего мира. Я никогда не чувствовал своими органами. Я не верю в то, что где-то есть мое настоящее тело. Я просто программа. Представь себе самообучающийся компьютер, который подключили к виртуальному миру с помощью тех же каналов связи, что и людей. Сможет ли такая имитация развиться в то, что ты видишь перед собой?
Пораженный Леонид полностью потерялся. Он видел перед собой существо, которому было откровенно стыдно спрашивать то, что оно спрашивало. Робкий, смущенный и потерявшийся ребенок. Может ли быть он программой, а все эти эмоции, которые он наблюдает – симуляцией, имитацией?
– Ты первый, кто сказал мне, что я человек. Я общаюсь только с лаборантами, воспитателем и случайными… коматозниками, – слово «коматозниками» лисенок произнес с горькой усмешкой, но продолжил,– Карл, мой воспитатель, может быть всего лишь специалистом по кибернетическому разуму. Ему бессмысленно задавать такой вопрос. Но и с другой стороны, я бы не хотел его обижать. Он добр и действительно учит меня многому. Он рассказывает мне про реальный мир, показывает нужные ролики. Он объяснил мне, что нельзя смотреть все ролики подряд, потому что я пока еще не умею различать настоящие от придуманных. Он думает, что художественные ролики испортят мое представление о реально мире. Так как ты думаешь? Я, правда, очень больной ребенок? Или я программа, которую воспитывают словно человека? Я эксперимент?
Лис все распалялся, и уже перешел на крик:
– Я знаю, что я не настоящий! Я либо с рождения больной, ни на что не способный, мертвый кусок мяса, вокруг которого непонятно зачем крутятся и ухаживают. Либо компьютерный эксперимент. Мне в любом случае никогда не увидеть мир. Я здесь навсегда останусь, как в тюрьме. Но ты мне скажи, я могу быть живым ребенком? Или я вообще не настоящий?
Леонид молчал. Он пристально смотрел на нарисованного зверя. Он пытался представить себе его положение и не мог.
– Сколько тебе лет?
– Они говорят, что семь. Нет, уже восемь. – Лисенок шмыгнул носом.
– И ты помнишь каждый свой день здесь?