– Тут вы правы. Я и сама этим не занимаюсь. В голову не приходило, – и сорвала самый большой лопух. Успокоила совесть.
Злость моя прошла, как и не было. Мне стало неловко. Ну, чего я, в самом деле, на нее накинулся? Срываю на ней свое плохое настроение? Неудачную семейную жизнь? Чувство материальной неполноценности? Но не извиняться же. Я ведь прав. Ведь я же прав?
– А рядом кто? – кивнул я на соседнюю могилку, чтобы сменить тему.
– Дочь ее. Они вместе жили. Замужем дочь была, развелась, а детей не случилось. Так вдвоем и вековали.
"Грустно, наверное, было этой учительнице, – подумал я. – Всю жизнь чужих детей учила, а внуков не повидала. У меня вот хоть Кирюха есть".
– Да вы не думайте, – опять загорячилась Виолетта, – нрав у нее веселый был. Никогда не унывала. Она верила сильно. Втайне, конечно, иначе бы в школе не смогла работать. Всегда говорила, что человеку надо терпеть все испытания и не ныть.
"Вот такие верующие мне нравятся, – мысленно одобрил я. – Только где их взять? Была одна Евдокия Михайловна, да и той нету".
– Мне один из учеников ее рассказывал, как они с парнями ночью окна ей соломой заложили, – продолжала рассказывать Виолетта. – А у той будильника не было, она по свету за окном вставала. Так до обеда и проспала. И в школу не пришла. Откроет глаза – темно, и давай дальше спать. Проснулась только когда к ней в окно физрук стал стучать: директор забеспокоился, не случилось ли чего, и его послал выяснить. Евдокия Михайловна дверь открыла и ахнула: солнце вовсю сияет. Смеху было – на всю школу! Шкодливый класс установили быстро. А она даже ругаться не стала. Пришла к ним, и говорит с улыбкой: "Спасибо, ребята, благодаря вам я хоть раз в жизни выспалась по-настоящему".
Мы прошли по дорожке, и Виолетта остановилась у обширной ограды, вмещавшей десяток, а то и больше, могил.
– Тут похоронен род Миловых. Огромное семейство. Лет пятьдесят назад Миловых в Разумном чуть не четверть поселка было. А теперь и фамилии у нас такой не встретишь. Разъехались, поумирали, растворились, как и не жили.
Прошли еще чуть дальше. Внезапно Виолетта изменила походку на ускоренно-деловую.
– Пойдемте скорее, – вполголоса попросила она.
– А что такое, боитесь вурдалаков? Не бойтесь, у меня с собой чеснок и серебро, – пошутил я. Как мне показалось, удачно.
Учительница прошла еще метров пятьдесят, не отвечая. Я еле поспевал за ней. Она резко остановилась, и обернулась ко мне:
– Бомба там. Большая.
Признаться, я подумал, что она свихнулась. Немудрено: одинокая женщина, по кладбищам шастает. Свихнешься тут.
– Какая бомба? – осторожно спросил я. С сумасшедшими нужно аккуратно, а то могут кинуться.
– Авиационная, – полушепотом проговорила Виолетта. – У нашей учительницы биологии там брат похоронен, она мне и рассказала. Когда ему могилу копали, на бомбу наткнулись. Тут везде этого добра полно. Хотели было саперов вызвать, но муж наорал. Не позволил. Сказал, что если сейчас не похоронят, придется тело в соседнее село везти. И могилы родственников, лежащих радом, раскопают по такому случаю. Сказал, что лежит она много лет, и пусть себе дальше лежит. Так и похоронили брата прямо поверх бомбы. Могильщики даже землю не кидали, когда закапывали. Аккуратно опускали: вдруг рванет? Так что я всегда это место прохожу побыстрее.
Мне стало немного не по себе. Лежит смерть среди смерти. Затаилась. Ждет. Посмеивается над нашей уверенностью в завтрашнем дне.
– А вот – место захоронения жертв Гражданской войны, – Виолетта показал на обелиск, представляющий собой кусок обтесанного камня. Никаких надписей на нем не было. Но вокруг прибрано.
– И кто здесь похоронен?
– А точно неизвестно. Братская могила. И те, кто от пули полег, и те, кто от голода и холода.
Учительница замолчала. А мне подумалось, что, может, и не надо нам больше ничего знать. И еще вспомнил, что давным-давно не был на могиле у родителей. Все потом, да потом. А других обвиняю…
Дальше пришлось продираться сквозь заросли высокой травы. Виолетта опять остановилась:
– Вот еще, хотела вам могилку показать. Эта могила бабушки моей подруги. Подруга очень хотела ее найти, но думала, что бабушку под фамилией второго мужа схоронили. А бабушка, оказывается, завещала похоронить ее на другом конце кладбища, рядом с родителями. И девичью фамилию написать. А я нашла!
Но я уже не слушал эту трогательную историю. Несколько секунд не слушал. Все во мне напряглось, как в гончей, которая почуяла добычу. И смотрел я не туда, куда показывала Виолетта, а чуть правее.
Два старых покосившихся креста. Очень старых. На одном написано: "Петр Иванович Буженин, 1873 – 1907". На другом: "Сергей … Буженин, 1894-1939". Отчество за старостью креста было стерто.
Сергей Буженин, 1894 года рождения. Таких совпадений просто не бывает. Бывают, наверное, но не сейчас. Не здесь. Не со мной.
***
– Что, нашли? – взволнованно спросила Виолетта.
– Не знаю, – честно ответил я. – Но похоже на то.
– И что планируете делать?
– Надо идти с местным начальством разговаривать.
Она поскучнела.
– Ну, значит, я больше не нужна.