ПГТ

Допустим, я могу не сказать ничего и никому. Информация от бабы Клавы получена устная, документов нет. Приеду, расстрою Чувичкина сообщением о том, что происходит он из рода пьяниц-кожевенников, получу свой небольшой гонорар, и разбежались. Этот удар он, думаю, как-нибудь переживет. Николай же неплохой бизнесмен, раз заработал столько денег, правильно? Значит у него всегда есть запасной план. И не один, а целых пять. Изначально глупо было бы делать ставку на это сомнительное дворянство. Происхождение – ненадежная, скажу я вам, вещь.

Но это же отец. Кто-то всю жизнь ищет родственников, даже далеких, а тут – отец… А я промолчу. Получается, надо сказать?

И представил я себе, значит, как прихожу к олигарху Чувичкину с докладом. Лакей меня у входа встречает, принимает плащ и цилиндр. "Ожидают-с, – говорит, – даже чай не изволили пить-с".

Захожу, значит, в палаты каменные. Там Николай сидит в боярских одеяниях, на роялях играет шансон французский. Встает мне навстречу. На ногах – тапки туреченские с загнутыми носами, в глазах – надежда. Как, мол, оно там все? Как судьба моя решилась? Есть ли звезды на небе и моральный закон в сердце?

А я ему, прямо с порога, даже не отбив поклона земного: «Был я во Разумном во селе. Работал, головушку не преклоняя, денно и нощно. Много повидал дива дивного. Но главное диво, что никакой вы не боярин, а кожемякин сын! Так что сымайте ваш халат шелковый и тапки туреческие и идите обратно в грязь, откуда в князи вылезли. А еще лучше поезжайте во село во Разумное: там вас папа родный встретит. Нет, не тот, который полярник, а тот, который пьет горькую и в ус не дует».

Вскакивает олигарх в село Разумное ехать, но тут удар с ним случается от переживаний. Теряя сознание, он в последней двухчасовой речи благодарит меня сердечно, со слезой, и сумму гонорара удваивает одним махом. Вернее, удесятеряет. Полцарства отдает, короче. А другие полцарства между разуменцами делит.

И ставят разуменцы посреди поселка памятник Неведомому Богатому Брату. Памятник ставят, а сами уезжают на Бали жить. И теперь на месте Разумного – Луна-Парк, самый большой в мире. И ходит по нему грустный Микки-Маус. Плохо ему в России. Неуютно. Чужой он тут.

На скамейку подсел Дмитрий. Вытер о тряпку испачканные машинным маслом руки. Помолчали. Вдруг мне вспомнился наш разговор с олигархом Чувичкиным в ресторане. Он тогда сказал что-то загадочное. Какое-то странное слово. Аббревиатуру. А я не переспросил. И времени узнать не было.

– Слушай, Дим, а что такое ПГТ, не знаешь?

– Чего ж тут не знать, – ответил он. – Поселок городского типа. Разумное с семьдесять восьмого года ПГТ.

– А, – протянул я.

Как, оказывается, все прозаично. А я-то думал…

– Знаешь, о чем я думаю? – вдруг сказал Дима.

– О чем?

– О царе Соломоне.

– О ком?!

– О царе Соломоне.

"Все, – подумал я, – приехали. Мастер по изготовлению ключей из ПГТ, думающий о царе Соломоне, – это конец истории".

– Ведь вот же человечище был! – продолжал Дима, не слыша, разумеется, моих мыслей. – Он людей практически насквозь видел. Как рентгеном. Кто подлец, кто негодяй, а кто, так, – жулик мелкий. Представляешь, каково ему было? Это же мука, а не жизнь. А он – ничего, терпел. Даже целую книгу написал. Небось всех читать заставлял, царь же, попробуй ослушайся. А потом спрашивал: ну, как, мол, прочли? Они ему: да, царь наш мудрый, все от корки до корки прочли. Аж два раза .

Соломон смотрит на них: нет, не врут. И вправду два раза прочли. Тогда он спрашивает: "Ну и как, толковая книжонка-то?"

"Книг мы до этого видели мало, – отвечают ему, – потому как не придумали еще книгопечатания. Но лучше твоей и нет книги на белом свете". И вновь видит Соломон: не врут. Не лукавят.

"Так что, жить теперь по писаному будете?" – снова вопрошает великий царь.

"Только так, и никак иначе!" – отвечают в один голос. Все до одного отвечают. Но видит царь своим рентгеном: врут бессовестно.

Ну, что тут будешь делать? Казнить-то их можно, на то он и царь. Но, во-первых, царю без народа никак нельзя. А во-вторых, не для того он скрипел пером, гектары папируса с пергаментом изводил. Он ведь в надежде, что прочтут и одумаются, что жизнь свою непутевую исправят. А они – хоть убей. Врут и воруют. Воруют и врут.

И понял тогда Соломон, что в мире этом хорошо только немудрым. И тому, кто зла не видит. А когда он это понял, завел еще три десятка наложниц и успокоился. Но книгу оставил, не стал жечь. Может, кто и прочитает. И к бабам своим пошел. Мудрый человек был, как ни крути.

– Дим, ты это все серьезно? – спросил я.

– Почти, – ответил мастер. – Совсем серьезно я говорю только, когда выпью.

И тут вдруг я решил сделать то, чего никогда не делал. А именно положиться на судьбу. Почему, в конце концов, я должен решать все и вся сам? Пусть высшие силы поработают, если они есть, конечно.

– Слушай, – сказал я, – а у тебя есть эта книжица? Про царя Соломона?

– Ну, есть, – несколько опасливо посмотрел не меня Дмитрий. Раньше-то я, вроде, не проявлял интереса к подобной литературе. Так и он тоже не проявлял. Так что нечего на меня пялиться!