Пьяная утка

«Прости, я была не права»? Да, во всем не права, с самого начала. Если бы это помогло, я бы уже бежала в Лондон. Упала бы ему в ноги, вымаливая прощение. Но зачем? И самое страшное — нужно ли это ему? В самом деле, почему он ни разу не набрал меня? Почему не узнал, все ли в порядке? Почему тот, кто заставлял звонить по десять раз узнать, довез ли таксист прямо до дома, теперь даже не поинтересовался, куда я делась? Или он был уверен, что я уйду, и просто ждал этого момента? Насколько я смогла стать ему чужой? Чем вызвано это молчание?

Хотелось прижаться к нему, вжаться всем телом, надышаться еще хотя бы раз, последний. Хотелось снова почувствовать себя под защитой, уютно устроившись в кольце его рук. И молчать, просто слушая стук его сердца.

Я вспоминала нашу встречу. Нашу первую ночь и утро, когда узнала, кто он такой. Может, надо было бежать уже тогда? Разорвать все. Не позволять себе влюбляться. Или не пускать его на порог, когда он пришел сюда, в мой двор, с бутылкой вина и трогательно робкой улыбкой?

А может, стоило согласиться, когда он предлагал переехать ко мне? Здесь, в Базилдоне, я была бы занята своим делом, а Том, привыкший к разъездам, уверена, прекрасно справился бы, уезжая в Лондон, когда в этом была бы необходимость.

Можно было рассуждать до бесконечности, что было бы, если… Но реальность была такова, что никакого «если» больше не существовало. И сколько бы я не тешила себя бесплодными фантазиями, изменить мы тоже ничего не могли. Наверняка в Интернете сейчас фанатки празднуют победу, но отчего-то их мнение больше меня не волновало. И это оказалось новым открытием — меня отпустила зависимость от чужого мнения. Возможно, прояви я больше терпения и мудрости, другие люди никогда не смогли бы завладеть моим рассудком. Наверное, прояви я больше такта, не стала бы вообще поднимать эту тему с Томом. Как же мерзко я выглядела в его глазах!

Новый виток рефлексии заставил сжаться в комок, надеясь, что станет легче. Хотелось заснуть и проснуться, когда все пройдет. Оно ведь пройдет, я знаю. Даже самое большое потрясение можно пережить. А расставание с мужчиной уж точно к подобным потрясениям не относится. Развод я тоже переживала тяжело. Но прошло время, и мы с Дэном даже стали друзьями. Может, подобное произойдет и с Томом? Хотя кого я обманываю? Разве смогу я спокойно смотреть на него с другой, да просто спокойно смотреть, если он окажется рядом?

Если окажется… Я вдруг с кристальной ясностью поняла, что мы больше никогда не увидимся. Не пересечемся на вечере у общих друзей. Не столкнемся в кафе или магазине. Не увидимся на улице, в толпе… Мне больше никогда не подойти к нему, даже если захочу. Затеряться среди поклонников и смотреть, как проходит мимо, — пожалуйста. Просто подойти и поздороваться — едва ли.

У нас никогда не было ничего общего, и я только что поняла, как много на самом деле это значило. Ни друзей, ни работы, даже города, и те разные.

Он прошел по моей жизни жирным курсивом, но обратно больше не вернется. Надо просто принять это и смириться. И попытаться жить дальше.

Глава тридцать вторая

Я чувствовала себя разбитой. Как человек, приходящий в себя после тяжелой, затяжной болезни. Ломило тело, ныли суставы, и кожа вдруг стала такой чувствительной, что даже легкое прикосновение одежды вызывало раздражение и желание стянуть ее с себя. Свет казался ярким, болезненным, и приходилось щуриться, глядя в окно на ожившую улицу. Надо было выходить из добровольного затворничества, в котором пребывала последние два дня. Сходить в «Утку» и оценить разгром, в конце концов. Но выбираться из дома не хотелось.

Я боялась. При мысли о том, что надо будет ходить, говорить, принимать какие-то решения, сердце начинало бешено колотиться, а паника подступала к горлу, мешая вздохнуть. Дом стал единственным местом, где я по-настоящему чувствовала себя спокойно. Могла лежать целый день на диване в гостиной, лениво переключая каналы и совершенно ни о чем не заботясь.

Я запретила себе думать о Томе, насколько это вообще было возможно. Каждая попытка упрямого разума напомнить о том, что стало для меня чужим, решительно пресекалась. Потом. Подумаю об этом потом, когда не будет так больно, так свежо и остро. Он был где-то здесь, совсем рядом, в нескольких милях, в этой стране, на этой планете. И этого было достаточно. Мысли о том, что он мог делать, с кем и как, могли довести до сумасшествия, а холодный разум сейчас был нужен как никогда.

А еще я запретила себе думать о Бене. Потому что случившееся переворачивало с ног на голову весь мой устоявшийся мир, где были свои злодеи и герои. Память упрямо подбрасывала новые детали, обрывки давних разговоров, непонятые когда-то поступки и жесты, то, что казалось проявлением соперничества и желания навредить. Как можно быть такой слепой и не заметить у себя под носом чужие чувства?