Пианист

Женщины с детьми на руках с трудом перебирались от одной группы к другой, умоляя хотя бы о капле воды. Немцы оставили «Умшлагплатц» без воды вполне намеренно. Глаза детей были безжизненными, веки опустились, головки на тонких шеях бессильно склонились, а пересохшие губы были раскрыты, словно рты у рыбёшек, выброшенных рыбаками на берег.

Когда я вернулся к родным, они были не одни. Рядом с матерью сидела её подруга, а её муж, когда-то владевший большим магазином, подошёл к моему отцу и ещё одному их знакомому. Делец был в неплохом расположении духа. Зато другой их спутник, дантист, когда-то работавший на улице Слиской недалеко от нашего дома, видел всё в крайне мрачных тонах. Он был взвинчен и зол.

– Это позор для всех нас! – почти кричал он. – Мы позволяем им вести нас на смерть, как овец на бойню! Если мы – полмиллиона человек – нападём на немцев, мы можем вырваться из гетто, хотя бы умереть достойно, а не быть пятном на теле истории!

Отец выслушал его. В некотором замешательстве, но с доброй улыбкой он слегка пожал плечами и спросил:

– Почему ты так уверен, что они посылают нас на смерть?

Дантист стиснул пальцы:

– Конечно, я не знаю наверняка. Да и откуда бы? Они нам, что ли, скажут? Но можешь быть уверен на девяносто процентов, что они намерены избавиться от нас!

Отец снова улыбнулся, словно этот ответ придал ему ещё больше уверенности в себе:

– Смотри, – сказал он, указывая на толпу на «Умшлагплац». – Мы не герои! Мы совершенно обычные люди, потому и предпочитаем рискнуть и надеяться на этот десятипроцентный шанс выжить.

Делец согласился с отцом. Его мнение также было диаметрально противоположным мнению дантиста: немцы не могут быть настолько глупы, чтобы разбрасываться огромной потенциальной рабочей силой, которую представляют собой евреи. Он полагал, что мы отправляемся в трудовые лагеря, возможно, с очень строгим режимом, но они точно нас не убьют.

Тем временем его жена рассказывала матери и Регине, как оставила замурованное в погребе столовое серебро. Это были красивые и дорогие вещи, она надеялась найти их, когда вернётся после депортации.

День уже перевалил за середину, когда мы увидели, как на площадь загоняют ещё одну группу для переселения. Мы с ужасом узнали среди них Галину и Генрика. Значит, им предстоит разделить нашу судьбу – а как радовала мысль, что хотя бы двое из нас в безопасности.

Я поспешил навстречу Генрику, не сомневаясь, что именно его идиотская прямолинейность повинна в том, что они с Галиной оказались здесь. Я осыпал его вопросами и упрёками, прежде чем он смог вставить хоть слово, но он и без того не собирался снисходить до ответа мне. Он пожал плечами, вынул из кармана оксфордское малоформатное издание Шекспира, отошёл в сторону от нас и начал читать.

О том, что произошло, нам рассказала Галина. На работе они услышали, что нас забрали, и попросту вызвались добровольцами на «Умшлагплац», чтобы быть вместе с нами.

Что за глупый порыв с их стороны! Я решил вызволить их отсюда любой ценой. В конце концов, их не было в списке на переселение. Они могут остаться в Варшаве.

Еврей-полицейский, который привёл их, знал меня по кафе «Штука», и я рассчитывал, что довольно легко смогу смягчить его сердце, тем более что формально этим двоим не было никакой причины находиться здесь. К несчастью, я ошибся в расчётах: он и слышать не хотел о том, чтобы отпустить их. Как любой полицейский, он был обязан по долгу службы лично доставлять на «Умшлагплац» пять человек в день под страхом собственного переселения. Галина и Генрик вошли в сегодняшнюю квоту. Он устал и не имел никакого желания отпускать их и затем отправляться ловить ещё двоих бог знает где. По его мнению, эти облавы – нелёгкая обязанность, так как люди не желают идти, когда их зовёт полиция, а прячутся, и вообще, его тошнит от всего этого.

Я вернулся к родным ни с чем. Даже эта последняя попытка спасти хотя бы двоих из нас провалилась, как и все предыдущие. Я сел рядом с матерью в крайне подавленном настроении.

Было уже пять часов вечера, но всё так же жарко, а толпа прибывала с каждым часом. Люди терялись в давке и безуспешно звали друг друга. Мы слышали выстрелы и крики, означавшие, что на соседних улицах идёт облава. С приближением времени, когда должен был прийти поезд, волнение росло.

Женщина рядом с нами, которая всё так же повторяла: «Зачем я это сделала?», действовала нам на нервы больше всех. Теперь мы знали, о чём она говорит. Всё выяснил наш друг – владелец магазина. Когда всем приказали покинуть здание, эта женщина, её муж и ребенок спрятались в заранее подготовленном убежище. Когда полиция проходила мимо, младенец заплакал, и мать в страхе задушила его собственными руками. К несчастью, даже это не помогло. Плач ребёнка и его предсмертный хрип услышали, и тайник был обнаружен.