Пианист

Немецкие газеты с возмущением сообщают, что американцы конфискуют и увозят произведения искусства на юге Италии. Подобные протесты против чужих преступлений воистину смехотворны – как будто бы враг не знает о произведениях искусства, которые мы присвоили и вывезли из Польши или уничтожили в России.

Даже если занять позицию «права моя страна или нет, это моя страна» и хладнокровно признать всё, что мы сделали, такое лицемерие неуместно и лишь выставляет нас на посмешище.

11 августа 1944 года

Фюрер намерен издать декрет, по которому Варшава должна быть стёрта с лица земли. Начало уже положено. Все улицы, освобождённые при восстании, разрушены огнём. Жителям пришлось покинуть город, они многотысячными толпами направляются на запад. Если новости об этом декрете правдивы, то для меня очевидно, что мы потеряли Варшаву, а вместе с ней Польшу, и проиграли саму войну. Мы сдаём город, который удерживали пять лет, расширяя его и заявляя миру, что это военная добыча. Здесь применялись чудовищные методы. Мы вели себя так, словно мы здесь хозяева и никуда не уйдём. Теперь мы не можем не видеть, что всё потеряно, мы разрушаем собственную работу, всё то, чем гражданская администрация так гордилась, – она воспринимала свои культурные задачи как должное и хотела доказать их ценность всему миру. Наша политика на востоке потерпела крах, и мы воздвигаем ей последний мемориал с разрушением Варшавы.

Эпилог. Мост между Владиславом Шпильманом и Вильмом Хозенфельдом

Вольф Бирман[3]

Эта книга не нуждается ни в предисловии, ни в послесловии, и воистину не требует никаких комментариев. Но её автор Владислав Шпильман попросил меня написать небольшую аннотацию для читателей – сейчас, через полвека после описанных событий.

Он написал эту историю в том виде, в котором она напечатана здесь, в Варшаве сразу же после войны: это означает, что он писал по горячим следам, а точнее сказать – в глубоком потрясении.

На свете много книг, в которых люди излагали свои воспоминания о Холокосте. Но большинство рассказов о выживании были написаны лишь спустя несколько лет или десятилетий после описанных событий. Думаю, о некоторых очевидных причинах нетрудно догадаться.

Читатели могут заметить, что, хотя эта книга написана среди ещё тлеющих углей Второй мировой войны, её стиль удивительно спокоен. Владислав Шпильман описывает свои недавние страдания с какой-то почти меланхоличной отстранённостью. У меня создаётся впечатление, что тогда он ещё не вполне пришёл в себя после странствия по всем разнообразным кругам ада – словно он с некоторым удивлением писал о другом человеке, о том, которым он стал после немецкого вторжения в Польшу.

Впервые его книга была опубликована в Польше в 1946 году под названием одной из глав – «Смерть города». Польские миньоны Сталина быстро изъяли её из обращения, и с тех пор она не переиздавалась ни в Польше, ни за ее пределами. Страны, завоеванные Красной Армией, стальная хватка освободителей постепенно сжимала всё крепче, и номенклатура Восточной Европы в целом оказалась не в силах стерпеть столь искренние рассказы свидетелей, как в этой книге.

Там было слишком много болезненной правды о сотрудничестве побеждённых русских, поляков, украинцев, латышей и евреев с немецкими нацистами.

Даже в Израиле люди не хотели слышать о таких вещах. Это может показаться странным, но их можно понять: тема была невыносима для всех, кого она касалась, будь то жертвы или преступники, хотя, очевидно, по противоположным причинам.

* * *

Отсчитавший часы нам,
отсчитывает дальше.
Что тут отсчитывать, скажи?
А он отсчитывает и отсчитывает[4].

(Пауль Целан)

Цифры. Ещё цифры. Из всех трёх с половиной миллионов евреев, когда-то живших в Польше, нацистский период пережили двести сорок тысяч. Антисемитизм процветал задолго до немецкого вторжения. И всё же где-то триста или четыреста тысяч поляков рисковали жизнью, чтобы спасти евреев. Из шестнадцати тысяч арийцев, увековеченных в Яд Вашем, ведущем еврейском мемориале в Иерусалиме, треть составляют поляки. Зачем столь тщательно изучать эту тему? Потому что каждому известно, как жестоко свирепствовал вирус антисемитизма среди «ляхов», но мало кто знает, что в то же время ни одна другая нация не укрыла от нацистов столько евреев. Если вы прятали еврея во Франции, наказанием за это были тюрьма или концентрационный лагерь, в Германии это стоило вам жизни – но в Польше это стоило жизни всей вашей семье.