Читаем Пианист Наум Штаркман полностью

Штаркман приобрел ценнейший конкурсный опыт, который очень пригодился ему впоследствии. Он слушал зарубежных пианистов, причем не только участников конкурса, но и членов жюри.

Среди членов жюри этого конкурса было много замечательных пианистов, которые вечерами, после конкурсных прослушиваний, давали концерты. Там Штаркман впервые услышал А. Бенедетти-Микеланджели, чье искусство произвело на молодого пианиста неизгладимое впечатление. Из советских пианистов в Варшаве присутствовали в качестве членов жюри лауреаты предыдущих шопеновских конкурсов Л. Оборин и Я Зак, также дававшие концерты.

Штаркману запомнилось, что на шопеновском конкурсе к нему все очень хорошо относились – и публика, и участники из разных стран. Ему казалось, что буквально все старались ему помогать.

Он поехал на конкурс без фрака – из суеверия, так как фрак нужен был только для 3-го тура, и он решил, что если возьмет фрак с собой, то наверняка не попадет в финал. А если уж ему посчастливится пройти на третий тур, то фрак он как-нибудь достанет.

Участвовали в Пятом шопеновском конкурсе 128 человек, и длился он целый месяц. В третий тур пропустили двадцать одного пианиста.

Премий сначала было всего пять. Но на этот конкурс приехало столько сильных, ярких музыкантов, что организаторам пришлось увеличить число премий до десяти и учредить десять дипломов (а один участник финала ничего не получил!)

Когда Штаркман прошел в финальный тур, и ему понадобился фрак, то все ему помогали: кто принес фрак, кто галстук-бабочку, кто еще что-то… Все его одевали, все болели за него, и у него осталось очень доброе чувство, хорошая память об этом конкурсе, несмотря на то, что он там заболел и получил только пятую премию.

Следует отметить, что пятую премию на таком труднейшем конкурсе в качестве неуспеха мог расценивать только Штаркман с присущими ему максимализмом и требовательностью к себе. С общепринятой точки зрения, это был крупный успех.

Кстати, разница между первой и пятой премией составила несколько сотых балла. Первую премию получил польский пианист Адам Харасевич, который впоследствии не сделал никакой исполнительской карьеры. Вторую премию получил молодой советский музыкант Владимир Ашкенази, впоследствии ставший всемирно известным пианистом и дирижером, одним из крупнейших музыкантов своего поколения. “Так бывает на конкурсах, – резюмирует Н.Л. Штаркман. – Ашкенази знают все, Харасевича не знает никто.”

В 1957 году Наум Штаркман, уже завоевавший репутацию концертирующего пианиста и конкурсного “бойца”, едет в Лиссабон, на Первый международный конкурс имени Виана да Мотта. Необходимо отметить, что количество конкурсов музыкантов-исполнителей в 50-е годы было значительно меньшим, чем сейчас, а советские участники ездили только на “самые-самые”. Соответственно, и гораздо больше ценилось редкое тогда звание лауреата, в особенности лауреата первой премии. Именно первую премию и золотую медаль на Лиссабонском конкурсе получил Наум Штаркман.

Этот конкурс был самым удачным в его жизни. Он захватил лидерство с первого тура, на втором туре также играл удачно, а в финале исполнил Второй концерт Рахманинова. С этим концертом он заканчивал консерваторию и очень его любил. И жюри, и публика встретили выступление молодого пианиста восторженно; его победа не вызывала сомнений.

Исполнение Штаркманом Второго концерта Рахманинова в Лиссабоне имело неожиданное "продолжение" сорок лет спустя и в совершенно другой точке Земли. В 1997 году Наум Львович был с гастролями на острове Макао – последней португальской колонии, которая в 1999 году должна быть передана Китаю. Находится этот остров в Юго-Восточной Азии, недалеко от Гонконга. На Макао регулярно проводятся португальские музыкальные фестивали, на которые приглашают Штаркмана. В этот раз директор фестиваля, одновременно являющийся директором португальского радио, нашел в архиве пленку с записью Второго концерта Рахманинова, сделанной во время выступления Штаркмана в финале конкурса 1957 года.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 знаменитых отечественных художников
100 знаменитых отечественных художников

«Люди, о которых идет речь в этой книге, видели мир не так, как другие. И говорили о нем без слов – цветом, образом, колоритом, выражая с помощью этих средств изобразительного искусства свои мысли, чувства, ощущения и переживания.Искусство знаменитых мастеров чрезвычайно напряженно, сложно, нередко противоречиво, а порой и драматично, как и само время, в которое они творили. Ведь различные события в истории человечества – глобальные общественные катаклизмы, революции, перевороты, мировые войны – изменяли представления о мире и человеке в нем, вызывали переоценку нравственных позиций и эстетических ценностей. Все это не могло не отразиться на путях развития изобразительного искусства ибо, как тонко подметил поэт М. Волошин, "художники – глаза человечества".В творчестве мастеров прошедших эпох – от Средневековья и Возрождения до наших дней – чередовалось, сменяя друг друга, немало художественных направлений. И авторы книги, отбирая перечень знаменитых художников, стремились показать представителей различных направлений и течений в искусстве. Каждое из них имеет право на жизнь, являясь выражением творческого поиска, экспериментов в области формы, сюжета, цветового, композиционного и пространственного решения произведений искусства…»

Илья Яковлевич Вагман , Мария Щербак

Биографии и Мемуары
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное