Пианисты

– О, русский? – вскинулся белобрысый парень, сидевший, свесив ноги, на втором ярусе напротив долговязого.

– Русский, русский…

Андрей первым делом подошел к раковине, открутил кран на максимум, чтобы ополоснуть руки, лицо, шею, грудь, да всего себя, куда вода попадет. Но кран захрипел и брызнул ржавчиной.

Блин…

– Здесь всегда так. Только захочешь жопу помыть, а хрен тебе… Как зовут-то?

– Андрей.

– Я Макс.

Андрей тяжело вздохнул. Подошел к нарам и замешкался. Не мог решить, что выбрать: верхнюю полку над иностранцем или нижнюю – под белобрысым.

– Бери подо мной, в обиду не дам, не думай, мы ж свои, – радушно предложил белобрысый.

– Ну что ж, Максим, будем знакомы, – Андрей устало опустился на нижнее место.

– Сказал же, не Максим, а Макс, – он спустил сверху руку, похожую на лопату.

Андрей рассеянно ее потряс:

– Окей, прости. Договорились.

– Ладно, проехали…

Максу явно не терпелось пообщаться.

– А это Мартин, голландец.

– Hi, Martin, – Андрей кивнул долговязому.

Голландец, жуя зубную щетку, слегка мазнул рукой по воздуху.

– Ваще человека ни за что упекли, вонючки узкоглазые.

Андрею вовсе не хотелось знать, за что сюда попал голландец. Ему бы со своими делами разобраться. Но Макс не отставал.

– Представляешь? Фоткался рядом с каким-то буддой и два пальца выставил, типа, смотрите, ребята, куда я доехал… А они решили, что он рога приделал. Вроде как издевается над их святыней… А тебя-то за что? Ты с виду правильный такой.

Андрей не собирался всем тут рассказывать, что не виноват, так получилось, но надо было соблюдать правила, демонстрировать вежливость. Придется общаться, даже если воротит с души.

– Сам еще не понял. Пришел на массаж, а очнулся рядом с несовершеннолетней. Видимо, опоили. Был в отключке…

Андрей говорил и не верил сам себе: история казалась какой-то нелепой, дикой. Ну не могло такое с ним произойти!

Господи, сделай так, чтобы это был дурацкий, абсурдный сон… Я отработаю, отдам за это все, что скажешь. Ну и что, что я в тебя никогда не верил? Люди меняются… И да, за эти дни я стал другим.

– Ну ты, братан, и дал. Тебя что, не предупреждали? Это ж у узкоглазых любимый бизнес. Ну ты попа-а-ал… Вот это попа-а-ал. – Макс повторялся и распевал слова, как будто получал от этого особое удовольствие. – Да лучше б тебя на наркотиках взяли, ну с мелочью, как меня. С несовершеннолетними тут труба, это надолго. Так просто не отвертеться. С наркотой легче – знаем, плавали. Находишь решальщика, и все дела. Это у них тоже бизнес. Тут все талдычат «проблем-шутер, проблем-шутер». Они на нас деньги делают. Вот и все. А как в твоем случае, не представляю…

Тут подключился долговязый:

– The problem shooter is good, – он показал большой палец с желтым треснутым ногтем, – a little money, and no problem, there is such a law here.

– Yes, I see…

Андрей понимающе кивнул. Надо было оставаться вежливым.

– Вон, Мартин, и тот смекает, что здесь все продается и покупается. Если выберусь отсюда, вернусь к себе в Нижний. И больше ни ногой, ни в какую заграницу, хоть убейте. Достали эти вонючки.

* * *

На следующий день, где-то через час после обеда и короткой прогулки в тесном, почти как камера, бетонном мешке, явился темнолицый охранник. Выкрикнул что-то похожее на «Абакаф». Андрей не сразу понял, что пришли за ним. Охранник показал, как заключенный должен вытянуть руки вперед. Не успел Андрей за ним повторить, как на нем защелкнулись тесные наручники.

Что будет после всего этого с руками? Или они мне больше и не понадобятся…

В коридоре дышалось полегче. Надзиратель с лязгом провернул в замке ключ и поплелся вслед за Андреем вдоль зверинца. Казалось странным, что сопровождающий идет так медленно. Неужели специально? Чтобы заключенный мог в полной мере ощутить весь ужас тюрьмы?

Люди в клетках теснились в основном на полу. Местным, в отличие от иностранцев, нары как будто не полагались. Большинство мужчин, чья одежда состояла из одних измятых штанов, лежали вповалку на циновках. Сидели главным образом те, кому посчастливилось занять место у стены. Они угрюмо провожали взглядами шедшего мимо белого.