Пианисты

Наверное, мне было страшно снять ногу с педали. Я боялся реакции людей. Но постепенно звук все же умолк. Воцарилась тишина. Неестественная, затяжная, обессиленная. Я встал из-за рояля и только тут разглядел лица. Какое-то всеобщее оцепенение сковало зал. В тот момент время остановилось. Наверное, еще минуту, или мне так казалось, я стоял, как дурак, с немым вопросом. Но уже по лицам было видно, что они все поняли – и про музыку, и про меня, услышали мою исповедь и явно ужаснулись, заглянув в мою душу.

Первым очнулся и захлопал кавторанг, лицо которого еще больше посерьезнело, но глаза засветились совсем другим светом, понимающим и благодарным. Его поддержали старушки в крепдешине: блеск их увлажнившихся глаз перекликался с блеском их брошей. Робкие хлопки постепенно окрепли, и уже все, кто пришли, полностью понимали и разделяли то, что здесь произошло. Я был счастлив. И сел продолжать.

Дальше был Шопен, которого я хотел показать не просто как красивую музыку, хотя и этого было бы вполне достаточно, чтобы – как там у Гофмана? – «отрешить от суеты и гнетущей муки земного». Я подобрал несколько этюдов, ноктюрнов и вальсов, созвучных моему настроению, которые были бы понятны и этим трудягам, поскольку в них столько боли, усталости и тоски, а человек должен чувствовать, что с ним говорят на его языке, о его проблемах, о нем самом.

Заканчивал я «Океаном», и это нужно было в первую очередь мне самому. Эта музыка давала энергию и обещала жизнь. Я как будто переставал бояться, расправлял плечи, вставал во весь рост. Рояль тоже окончательно слился со мной. Когда эта махина звуков, обрушившаяся всей своей мощью на слушателей, вдруг застыла, долю секунды длилась ошеломительная тишина. И тут раздался знакомый голос: «Браво!» В приоткрытой двери стояла мать, и первые аплодисменты я услышал от нее. Вскочили девчонки и женщины в майках, чтобы с энтузиазмом захлопать. Кто-то так и остался сидеть в оцепенении и смотрел в одну точку. Но я видел по выражению глаз, лиц этих разных людей, по общей реакции зала, что они стали на какое-то время единым целым. Музыка делала их счастливыми в осознании этой целостности, равенства в эту минуту друг другу и равенства перед чем-то высоким и недостижимым.