Пьяный Силен. О богах, козлах и трещинах в реальности

Для Яна вероятным исходом интрижки с Анной был конец брака и карьеры – карьеры, в которой он бережно выстроил целую сеть союзов и объединений с могущественными людьми, карьеры, в которой он пытался лавировать между разными запутанными силами во Фландрии того времени. Когда Ян Рубенс пытался устроить свою публичную жизнь, Фландрию разрывали на части общеевропейские волнения. Волнения, связанные с попытками империи Габсбургов закрепиться в областях Северной Европы вплоть до Нижних Земель. Волнения протестантской Реформации и Контрреформации. Обычные волнения коммерции и дипломатии. Много разных волнений. И в попытках лавировать в этих волнениях и устроить себе публичную жизнь Ян Рубенс был очень осторожным и щепетильным. Но его интрижка с Анной Саксонской – совсем не такая. Она не была ни осторожной, ни щепетильной. Она просто шла по накатанной. Она шла по накатанной, а накатанная вела к смерти.

С огромной вероятностью все могло кончиться смертью там же и тогда же – вскоре после того, как интрижка вскрылась и о ней узнал Вильгельм Оранский. Но Вильгельм Оранский сам был человеком осторожным и расчетливым – а знаем мы это, поскольку его прозвали Вильгельмом Молчаливым. Он привык слышать об ужасных и тревожных вещах, а затем все хорошенько обдумывать. Вильгельм Молчаливый отлично умел слушать и думать – этим он и занимался, пока молчал. Он прикидывал варианты. Начать с того, что для брака с Анной Саксонской у него были свои дипломатические резоны. В эпоху религиозных войн и конфликтов с империей Габсбургов он нуждался в союзах с могущественными людьми Германии. Он видел острые углы. Помалкивая, он в то же время строил планы и обдумывал стратегии. В столь непростые времена казнь жены и ее любовника стала бы травматичным событием, вызвала бы разногласия. Поэтому Анна и Ян не распрощались с жизнями там же и тогда же. Анна прощалась со своей жизнью медленно – ее изолировали и отнимали у нее мир по частям до тех пор, пока она не осталась ни с чем. Оставшись ни с чем, она сошла с ума. Это «ничто» стало ее безумием. Именно безумие и стало болезнью, которая унесла ее жизнь. Спустя шесть лет после романа с Яном Рубенсом она умерла.

У Яна же мир был отнят просто в том смысле, что его вернули в этот мир без перспектив, без надежд и без возможности заново отстроить ту жизнь, какую он вел до встречи с Анной Саксонской.

Мария Рубенс, супруга Яна, это услышала и поняла. Отправляя Яну в тюрьму письмо со словами прощения, она полностью отдавала себе отчет в ситуации. Ее ответом было всецело принять эти условия, сделать эти условия ее собственными, взять на себя тот жизненный крах, который пред лицом смерти взял на себя Ян в пылу безумной страсти к Анне Саксонской. Ян гнался за Анной Саксонской до самого чрева смерти – и не вошел. Смерть убежала от него.

В некотором смысле он получил кое-что похуже смерти. Он осознал, что перед лицом смерти ввязался в этот роман вообще ни за чем, что не было такой цели, какую он бы вдруг разгадал, сидя в тюремной камере и сочиняя письма жене – которая теперь была единственной нитью, связывавшей его жизнью и с миром. Он дошел до самого чрева смерти, но оно извергло его назад в мир, а единственной его связью с миром был человек, олицетворявший его позор. Все, что осталось у Яна, – его супруга Мария. Еще она была тем самым, что он отбросил в безумном порыве навстречу Анне Саксонской и навстречу смерти. Он влюбился в Анну Саксонскую своего рода любовью-пламенем – которая, если уж такова цена, могла бы спалить весь мир. Будь это в их интересах, Ян Рубенс и Анна Саксонская предавали бы огню целые города.

Цели, которые они преследовали, нам неизвестны. Однако мы знаем ставки. И есть все резоны предполагать, что эти ставки были известны и им самим. И их совершенно не волновало, что на кону была смерть. Это на их страсть не влияло. Никак их не сдерживало. Им было безразлично, что они мчатся прямиком в смертную бездну. Это лишь заставляло Яна и Анну прибавить ходу. Они летели навстречу смерти, но у самого порога были остановлены и отброшены прочь. Когда Анна Саксонская встретила наконец свою смерть, та уже не имела значения. Она ее уже не узнавала. Это было уже не то, к чему она приближалась.