Пять абсолютных незнакомцев

Я тянусь к карману, но вспоминаю, что телефон исчез. Обведя взглядом стены, я натыкаюсь на старомодные часы в форме пивной крышки как раз над рядом бутылок. От положения стрелок у меня внутри все сжимается.

– У нас осталось двадцать минут.

– Ага, – говорит он.

Джойс за стойкой наклонилась над раковиной и, судя по звукам, моет стаканы. Смитти закончил свой напиток и, наверное, хочет домой… но однажды он уже проявил к нам доброту. Так что попробовать стоит.

– Подожди.

Я не успеваю сделать первый шаг, как Джош кладет мне руку на плечо.

– Что ты делаешь?

– Пойду поговорю с ними. Если я объясню ситуацию, может, она поймет. Или Смитти ее убедит. Не знаю.

– Можешь попробовать, но Харпер уже успела тут порыдать, и Джойс ее слезы совершенно не впечатлили.

Я вздыхаю.

– Отлично. Ну что же, тогда подождем на парковке. Со включенным двигателем не замерзнем.

– Может, найдем какой-нибудь открытый ресторан, – говорит он.

Я трясу головой. Хватит, наездилась уже с этими людьми.

– С тех пор как мы сели в эту машину, все идет наперекосяк. Я бы лучше осталась на месте.

Джош смотрит на меня с непонятным выражением лица. Меня заливает волна жара. Я наклоняю голову.

– Прости. Уверена, что звучу как последний параноик.

– Вовсе нет, – мягко отвечает он. – Все и правда хуже некуда.

Я резко поднимаю лицо. Во взгляде Джоша такое напряжение, на лице такая сосредоточенность, что ошибки быть не может. Он быстро обводит взглядом помещение, проверяя, чтобы нас не услышали. Меня накрывает волной благодарности: я так рада, что не одна сейчас.

– Думаю, нам надо быть осторожными с Брекеном, – тихо говорит он. – Он сейчас слишком напряженный и неуравновешенный. Пытается спихнуть на кого угодно вину за то, что случилось с Кори.

Я тоже напрягаюсь.

– Ты имеешь в виду – на тебя?

Он, не смутившись, качает головой.

– Да нет, это меня не волнует. Я знаю, что произошло, и с радостью расскажу все полиции… – Он наклоняется ко мне, и я чувствую запах мыла. – Я больше переживаю за Кайлу. Он постоянно говорит про ее наркоманию. Если он изобразит ее как безнадежную наркоманку, может, копы эту версию и проглотят.

– Но за рулем была не Кайла, – говорю я.

– Знаю, знаю. Не понимаю, как он собирается это провернуть, но… – Джош резко выдыхает. – Наверно, я звучу как последний псих. Будто я считаю его чудовищем. Он же просто напуган.

– Возможно.

Однако не знаю, верю ли я в то, что Брекен напуган. Он сидит за столом, сжав руки в кулаки и поджав губы. Его вид словно говорит, что он не постесняется поставить нас к стенке, если это спасет его шкуру.

– Я просто не могу отделаться от ощущения, будто он что-то задумал.

Харпер выходит из туалета, и мы с Джошем инстинктивно расходимся по сторонам. С его лица исчезают все эмоции. Харпер останавливается рядом с нами, оглядывая бар.

– Ты как? – тихо спрашиваю я.

– Нормально.

И правда, голос ее звучит совершенно обычно. Глаза опухли и пятна крови никуда не исчезли, но волосы и юбку она пригладила. Она снова выглядит шикарно, но теперь-то я знаю. Я думала, Харпер воплощает в себе все, чем я хотела бы обладать, но у этой монеты две стороны. На каждую секунду, когда она держалась молодцом, приходится другая, когда Харпер разваливается на части.

Смитти тем временем встает и надевает шляпу и перчатки. Протянув Джойс, кажется, пятьдесят долларов, он чмокает ее в щеку. Со слезами на глазах она пытается всунуть купюру обратно ему в руку, но он отказывается и желает ей счастливого Рождества.

Он задвигает за собой барный стул и затем останавливается, оглядываясь на мужчину в углу. Я слежу за его взглядом, чувствуя пробегающий по спине холодок. Мужчина так и не шелохнулся. Он не доставал телефон, не ходил в туалет – каким-то непостижимым образом он опрокинул два стакана, но я не видела, чтобы он вообще хоть как-то двигался.

Смитти не улыбается ему так, как остальным. Он хмурится; между его темных бровей пролегла глубокая морщина.

– Сэр, вам нужно уйти, – резко говорит Джойс. – Я скоро закрываюсь.

Весь бар словно замирает. Я почти уверена, что мужик умер, так неподвижно он сидит. Я подхожу на пару шагов ближе, готовясь спросить, а не проверить ли нам его пульс. Но затем он шевелится: медленно тянет руку к барной стойке. В его жестах есть что-то знакомое. И в куртке, которую он только что надел.

Он кладет на стойку несколько скомканных купюр. Мое сердце скукоживается в груди. Пальцы! У него искалеченные пальцы. И коричневая куртка. Я его знаю.

Я резко втягиваю воздух, который внезапно пахнет больницей и смертью. Меня накрывает тьма. Полная, совершенная тьма. Руки подлетают к лицу; горло перекрывает паника. Я нахожу стул. Стол. Мы все еще в полной тьме.

– Что происходит? – спрашивает Харпер.

Ответ, однако, очевиден. В баре отключилось электричество.

– Подождите минутку, – говорит Джойс. – Не двигайтесь. Я принесу фонарик.

– У меня с собой телефон, – говорит Смитти, и через несколько секунд луч света пронзает темное помещение.