– Племянник, да перестаньте же вы петь! – произнесла она, стиснув губы. – Что за манера, право!
Саммерс умолк. Он сидел в кресле, лениво обмахиваясь газетой. В ушах все еще отдавались гулкие шаги по коридорам улочек старого Каира. Эти коридоры, узкие, прохладные, полутемные, воняющие сыростью, образовывались коврами и полосатыми одеялами, перекинутыми на веревках через улицу. Запах Каира – запах старого ковра, сырого снизу и прогретого солнцем сверху. И еще, пожалуй, наргиле – кальянов, которые курили, сидя у дверей своих лавок, торговцы. Эти люди издавали ужасающие вопли, по которым можно было решить, что кого-нибудь режут. «Кофе! Самый лучший кофе!»; «Ай-ай, сахарная вода!» c сладострастным причмокиванием. «Шербет! Лимонад!». Непременные «Real antic!» с таким акцентом, что разобрать английский могло только привычное ухо. Разноцветные платки и шали. И лимоны – маленькие, зеленые, сладкие вопреки ожиданиям, они были единственным спасением от жары.
Коммерсант взял лимон из вазы, очистил серебряным ножом и вцепился в него зубами.
– Я бы не стал нанимать прислугу, – сказал он, вытирая подбородок. – Горничная – это опасно. Слушайте, вы вздорная тетка, вам сойдет с рук.
– Возможно, – пробормотал его напарник. – Полагаю, необычность обстоятельств извинит меня.
Саммерс из своего кресла с любопытством наблюдал за творящейся на его глазах метаморфозой.
Фокс провел рукой по гладкому подбородку, удостоверился, что все в порядке и пинцетом стал подщипывать себе брови.
– Следите за лицом, – не прекращая своего занятия, говорило его отражение. – Не пренебрегайте упражнениями, которые я вам показал. Делайте их ежедневно, так же, как делаете сейчас. Не ленитесь, иначе быстро разучитесь контролировать мимику. И не забывайте переодеваться к обеду и ужину!
Авантюрист вновь уставился на свое отражение. Придирчиво изучил его, приблизив лицо к зеркалу. Подвигал губами, выбирая нужное выражение. Распахнул, словно удивляясь, глаза, похлопал ресницами. Примерил одну улыбку, другую, удовлетворенно кивнул сам себе.
Спина Фокса была худой и гибкой, словно он был балериной.
– Ну, Ральф? – потребовал он.
Саммерс со вздохом поднялся из кресла. Краткая передышка, во время которой можно было побыть самим собой, окончилась. Предстоял целый день упражнений – забавных, но и очень утомительных. Он прошелся по комнате взад и вперед, остановился со скучающим видом.
– Хорошо, – похвалил Фокс. – Теперь еще раз.
Ральф снова сел. Откинулся на спинку кресла – гораздо более лениво, чем это делал Джейк. Повернул голову, посмотрел в потолок, перевел взгляд на картину, изображавшую девушку с кувшином. Повернулся к своему наставнику и вопросительно приподнял бровь.
– Да, – смеясь, кивнул тот, – давайте лицо.
Молодой человек склонил голову набок и улыбнулся. Выражение его глаз из обычного иронического сделалось вопросительным.
– Рот, племянник, следите за ртом. Это крайне важно.
Линия губ Ральфа расслабилась. Теперь перед Фоксом сидел молодой мужчина с открытым лицом и выражением человека, не знавшего иных огорчений, кроме излишнего благополучия.
Алекс по обыкновению смял подбородок пальцами.
– Почти, – произнес он, – но не совсем. Не хватает…
Он секунду подумал.
– Слушайте: романтичный, благородный, отзывчивый, но при этом избалованный, непрактичный большой ребенок. Вы никогда, слышите, никогда не дрались за свое место на этом свете. Никогда не терпели нужды. Кроме тех случаев, когда тетка отказывала вам в ваших капризах. Никогда ничем не жертвовали, кроме одного: собственной гордости.
– Боже, – не выдержал Саммерс, – зачем таким-то кретином?
Фокс сдержанно улыбнулся.
– Нет, – покачал он головой, – вы весьма милый мальчик. Которому, правда, предстоит остаться таковым на всю жизнь. А теперь подождите, пока я застегну этот корсет и пойдемте прогуляемся. Будете учиться ходить, а не бегать.
Постучавший в комнату миссис Кеннел профессор отшатнулся, когда дверь перед ним была распахнута решительной рукой.
– Алекс?!
– Алекс? – поразилась дама в дезабилье, и строго наставила на него крючок для корсета. – Здесь нет никакого Алекса!
Профессор покашлял в кулак.
– Да-да, конечно, я забыл, – произнес он, – простите, миссис Кеннел.
Фокс склонил голову набок.
– Лучше, – коротко сказал он. – Ральф, если вы будете так смеяться, посетители ресторана наверняка захотят присоединиться к веселью. Вы этого хотите?
– Простите, тетя.
Найтли попробовал улыбнуться, но наткнулся на такой строгий взгляд, что улыбка скисла на полпути, замерла и исчезла. Фокс повернулся и прошествовал за платьем. Племянник своей тетки равнодушно вышел в гостиную.
И бедный профессор понял, что Джейка и Алекса действительно больше нет.