Пять дней отдыха. Соловьи

В праздничности этой появилась трещина после того, как он побывал у главного инженера. Встретил тот Замятина шумно, обнял, усадил на диван и начал расспрашивать, как работалось на атомной станции.

— Ну, чудесно! Просто чудесно, — говорил главный, потирая от удовольствия руки. — Значит, чувствуем себя прекрасно?

Замятии ждал, что главный заговорит о новых заказах, предложит ему войти в группу, как это бывало много раз прежде, но тот о заказах молчал, говорил, что выдадут Замятину премиальные и что надвигается лето — не худо бы подумать об отдыхе. Вот в завком поступили отличные путевки на Крымское побережье.

— Сам бы не прочь прокатиться в Мисхор или Алупку, да у главных, видишь ли, судьба такая, что раньше осени нечего ждать отпуска. А тебе, Сережа, можно…

Замятин слушал все это и вдруг стал замечать, что главный говорит с подчеркнутой бодростью, и все движения его слишком суетны, смотрит все время в сторону, то хватает какие-то бумажки со стола, то поднимает трубку телефона. И прежнее чувство обреченности, с которым он вышел из больницы, тенью выползло из-за спины главного и присело рядом. Замятин попытался отвлечься от него, избавиться, но оно все крепче и крепче охватывало его, становилось назойливым, грубым.

Он вышел с завода, ощущая гнет глухой тоски на душе. У проходной наткнулся на Клару. Она стояла в желтенькой хлориновой накидке с капюшоном. Замятин хотел побыстрее пройти мимо, но Клара окликнула его.

— Обожди, Сережа!

Двигался поток людей, идущих со смены. Еще можно было пристроиться к нему и сделать вид, что не услышал оклика, но Клара преградила путь.

— Я ждала тебя, — сказала она. — Мне нужно поговорить.

— Зачем?

— Мне нужно, Сережа.

Она сказала это так, как говорила когда-то в минуты полнейшего откровения, а он совсем забыл этот ласковый трепет ее голоса, который когда-то был дорог и мил ему. Теперь, по странному, непонятному таинству ассоциаций, голос Клары отозвался в нем голосом Лены, будто это она попросила его, и он почувствовал, что не сможет отказать.

— Ладно, — сказал Замятин, стараясь еще сохранить строгость, но, видимо, то, что возникло сейчас в нем, пробилось какой-то ноткой, и Клара, уловив ее и приняв на свой счет, тихо улыбнулась и поспешно подхватила его под руку.

Они миновали заводские ворота, свернули за угол. Дождь рябил асфальт.

— Давай зайдем ко мне, — сказала Клара. — Тут недалеко. Ты знаешь.

— А твой таксист? — усмехнулся Замятин.

— Он на смене.

Замятин вспомнил коридор коммунальной квартиры Клары, кухню с толпой домохозяек в халатах, мимо которой надо было проходить, ее комнату, большую, светлую, со множеством безделушек, и это воспоминание шевельнуло в нем ту злость, которая была у него, когда они расстались.

— Нет, — сказал он резко.

— Но не мокнуть же нам под дождем.

— Ты хотела о чем-то говорить?

— Да, но не на улице.

— Здесь за углом есть кафе.

— Хорошо, — покорно согласилась она.

Узкое зальце небольшого кафе было с массивными колоннами и лепными потолками. И странно выглядели в нем низкие столики на тонких ножках и цветные стульчики. Они казались тут игрушечными. Замятин помог Кларе снять накидку, и они отыскали место у окна.

— Мне немного сухого вина, а тебе, наверное, кофе, — сказала Клара.

Он всегда удивлялся ее решительности. Где бы они ни бывали, она все брала на себя. Прежде ему это нравилось. Он принимал ее властность за простоту, освобожденную от мещанских предрассудков. Теперь же, невольно сравнивая Клару с Леной, понял, что эта женщина, сидящая перед ним, была грубовата и развязна, лишена той внутренней мягкости, которой было освещено каждое движение Лены.

Им принесли кофе и вино. Клара отпила несколько глотков, исподлобья осторожно посмотрела на Замятина. Она, видимо, не решалась первой начать разговор. Он подумал, что ей надо помочь, и спросил:

— Как ты живешь с этим… таксистом?

— Плохо… Дешевый хапуга.

Она повертела бокал в руке, отставила его, тряхнула волосами.

— Хочешь, я уйду от него?

Она смотрела откровенно, губы ее в кривом изломе чуть подрагивали.

— Твое дело, — растерянно ответил Замятин.

— Нет. — Клара протянула к нему руку и дотронулась до пальцев. — Я совсем уйду… К тебе. Понимаешь? Совсем!

Это было так неожиданно, что Замятин не сразу сообразил, о чем она говорит.

— Разве у тебя ничего ко мне не осталось? — тихо спросила Клара.

Он молчал, хотя теперь понимал все. Клара же, видимо, приняла его молчание за раздумье, сжала его пальцы.

— Я не просто так, Сережа… Ты не думай плохо. Ох, Сережа, Сережа. — Губы ее совсем задрожали, и она горестно вздохнула. — Я ведь все знаю!

Он вздрогнул. Взгляд Клары почему-то напомнил ему взгляд главного инженера, и вновь перед ним мелькнула тень обреченности.

— Что ты знаешь? — круто спросил он.

— Все, Сережа! Все… Ты… Ты… — Она, казалось, говорила в полузабытьи. — Теперь ты все поймешь. Я тебя ждала, как узнала, так ждала. Если я к тебе иду сейчас…

— Что?! — почти не владея собой, обуянный смутной догадкой, крикнул он. — Ну, говори же! Что?!

Она взглянула на него, словно протрезвев, в испуге прикусила губу.