Пять допросов перед отпуском

Минул в сплошной суматохе февраль. Шло всенародное обсуждение проекта конституции немецкой демократической республики, и на предприятиях Шварценфельза тоже полыхали страстные споры, — какой ей быть, этой республике, кто будет определять ее жизнь, будет ли у нее армия и что это будет за армия, в чьих руках будет земля, а в чьих — заводы, будет ли в республике допущено частное предпринимательство, а если будет, то в каких сферах — в торговле? в производстве? — и в какой форме? Алексею Петровичу при всем его желании никак было не поспеть на все такие собрания, пришлось ограничиться шахтой «Кларисса», фарфоровой фабрикой и больницей...

Минул в такой же лихорадке март — в Восточную Германию начало прибывать техническое оборудование из Советского Союза. В Ризе монтировался трубопрокатный стан — единственный в зоне, и газеты подробно расписывали все данные стана: какого диаметра трубы он будет катать, сколько тонн в месяц и какие они будут, эти трубы. Иные немцы покачивали головами. Почему, почему русские стан прислали? после такой войны, после такой вражды? Потом прибыли из России первые сотни тракторов в счет 1000 штук для машинопрокатных станций, кое-что перепало и Шварценфельзу. Надо было посмотреть, как их распределили в округе, чтобы в каждой станции было по 20-25 машин, и пришлось в конце марта поехать с солдатами из комендантского взвода по станциям, показать, как работают наши машины. Не обошлось и без курьеза. Лихой хохол, Павло Поперечный, как дорвался до рукоятки, вспомнил довоенную молодость, да как заложил борозду метров на пятьсот — глубокую, и земля черная, вязкая, на солнце синевой отливает! А немецкие крестьяне следом бегут, шумят, руками машут. Алексей Петрович сначала-то подумал, что радуются, а потом за грохотом трактора разобрал — нет, нам так не надо. У них тут оказалось три поля на трех хозяев, пахать надо каждому отдельно, им колхоз без надобности... Алексей Петрович насилу крестьян успокоил, Павлу внушение сделал. А тот и впрямь на тракторе, как виртуоз на флейте, не зря в комендатуре хвастал: тяжелым СТЗ все поле в час вспахал, потом по шнурку межи установил. Долго ему немцы руку жали, в гости звали, осенью, на кабанов поохотиться, а то их тут развелось, пропасть что делается, а ружей нет ни у кого, режим-то еще оккупационный... Пришлось Павла Поперечного на неделю оставить, немецких трактористов учить...

В том же месяце огласили результаты дискуссии по проекту конституции. Нет, совсем не зря полыхали споры на собраниях: Народный Совет Восточной зоны принял сотни поправок. Член Совета Вильгельм Пик — к его все еще густым, но совсем седым волосам странно шли живые, словно у юноши, глаза, и это всегда удивляло Алексея Петровича, — Вильгельм Пик предложил созвать в середине мая III Народный конгресс. Выборы должны быть прямыми и тайными. Алексею Петровичу вышли новые хлопоты: контроль все еще за комендатурой, как подготовка к выборам пойдет.

Вот уже и апрель на дворе — благоуханье в воздухе, и белый вишневый цвет одел склоны холмов вокруг Шварценфельза. Подготовка к выборам в полном разгаре: на собраниях выдвигают и обсуждают кандидатов, активность населения исключительная. В самом конце апреля одна из машинопрокатных станций округа, та самая, что в Нимбурге, где курьез у Павла Поперечного приключился, — получила от Немецкой экономической комиссии и Союза профсоюзов Красное знамя — за выдающиеся успехи в предмайском соревновании. Алексей Петрович ездил, присутствовал на вручении, радовался, слушая, как хвалят Павла Поперечного за учебу... А там и предвыборная подошла к концу, и надо было чуть не через день ездить в магистрат, где все кипело: окончили регистрацию кандидатов, подготовили бюллетени, избирательные участки. И к Торвальду надо было наведываться — история с Гроше, огненным факиром, давно забылась, теперь надо было обеспечить спокойствие и порядок на собраниях и во время голосования...

Итоги выборов для многих оказались неожиданными: после стольких лет тяжелой войны, после всей той клеветы и ненависти к коммунизму, к русским, которые двенадцать лет умело и настойчиво сеяла среди немцев пропагандистская машина Геббельса, — после всего этого минуло всего-то четыре года, а в Восточной Германии более половины избирателей проголосовали за дальнейшее укрепление антифашистско-демократического режима. Это при тайном-то голосовании! Каждые два немца из трех — «за»! И у них, в Шварценфельзе, и в самом городе, и в округе голосование прошло дружно. Выходит, и линия наша в отношении немцев была верной, и поработали славно, потому что Алексей Петрович с войны знал — на испуг немца не возьмешь, а переубедить когда сможешь, а когда и сил не хватит. Сил, или знаний, или умения. А тут убедили миллионы людей. Было чем гордиться. Но Алексей Петрович после первой минуты удовлетворения глянул на другую цифру — больше тридцати процентов воздержались или сказали «нет». Что это были за люди? — не персонально, этого, разумеется, не установишь, а вот из каких они слоев — это выяснить можно и должно.