Пять допросов перед отпуском

Это была бессознательная дань все той же немецкой сентиментальности, которой так стыдился в себе Ньюмен. Но он знал, что это не мешает ему быть твердым при необходимости и что именно эта черта характера помогает ему безошибочно определять душевные качества своих агентов и вообще всех тех, с кем приходилось иметь дело. Ньюмен не знал, как это в нем происходит. Просто он сразу, с первых фраз, настраивался на нужный тон — дружеский или высокомерный, сочувственный или безразличный. Это происходило помимо его сознания, как-то само по себе...

Клэр, конечно, достаточно самолюбива, никаких ахов и охов в письме нет, но он и сам знал, что ей сейчас несладко. Его старики, хранители заветов германского духа, едва терпят Клэр. Не могут до сих пор простить, что женился против их желания: в жилах рыжеволосой Клэр, видите ли, примесь иудейской крови! И хотя состояние отца, Ганса-Юргена Ньюмена, владельца компании «Ньюмен и компаньоны» в Кливленде, оценивается приличной даже по американским стандартам суммой — полтора миллиона долларов, и хотя он владеет «кадиллаком», «ягуаром» и тридцатипятиметровой яхтой, на помощь его рассчитывать нечего...

Здесь, в Германии, майор Ньюмен отложил за эти годы несколько тысяч долларов: можно было менять на доллары оккупационные марки. Ньюмен не считал зазорным перепродажу здесь, в Западном Берлине, привезенных из Штатов часов, или там, в Штатах, прихваченных с собой из Германии трех-четырех фотоаппаратов. Это был обычный бизнес, им занимались все, вплоть до высших чинов — масштабы росли соответственно. Чего не мог себе позволить Ньюмен, так это спекуляции продуктовыми посылками. Их много шло через его руки и для подкармливания агентов, и на благотворительные цели, чтобы иметь легальное прикрытие, при желании можно было поживиться. Утверждают же злые языки, что руководитель «КГУ», бывший штурмбанфюрер, а ныне доктор Райнер Хильдебрандт, сбыл на сторону часть из последней партии в 75 тысяч посылок, да и в ежемесячные субсидии на разведку запускает руки. И счет на свое имя открыл в Лиссабоне — это уже не злые языки, это установлено... Просто нужен пока «доктор», вот и глаза закрывают на многое.

Можно было бы и Ньюмену оставлять у себя часть денег, предназначенных агентам — суммы были фактически бесконтрольными, но Ньюмен мог заниматься лишь честным бизнесом: вором он не был. Только вот надолго ли хватит Клэр и девочке отложенных долларов?

Ньюмен еще раз погладил ворсистую ткань пиджака и ощутил вдруг страстное желание перечитать эти сиреневые листочки, потрогать то, что неделю назад лежало в руках жены. Он расстегнул пиджак, и тут в коридоре коротко и мелодично зазвенел колокольчик: пришел Лансдорф.

Они встретились как добрые друзья после долгой разлуки: Ньюмен широко, от всей души улыбнулся, хлопнул Лансдорфа по плечу, и ничего наигранного не было в его жесте. Просто майор Ньюмен знал, что здесь, в этой холодной, казенной комнате, агент черпает душевные силы для очередной поездки к черту в зубы. Разумеется, он знал также, что далеко не каждый его агент после провала будет молчать на допросах. Но предугадать заранее, кто чего стоит, он не мог, и потому вел себя с людьми так, словно каждый из них и есть тот самый, который станет молчать: был прост и благожелателен, на улыбки не скупился и шутки не чурался.

— Не падайте духом, Лансдорф! Никто и не ожидал от вас эпических подвигов в первую же поездку.

— Вы меня не поняли. Я не отчаиваюсь. Просто это новая для меня работа, и я не знаю, с какого бока к ней подобраться.

Лицо майора Ньюмена озарила еще одна улыбка:

— И что конкретно вас смущает?

— Не то что смущает... Я несколько раз разговаривал с русскими — несмотря на запрет, они все же изредка бывают в пивных. Услышат мою русскую речь — так и расплывутся: «А, камрад, гут, русский знаешь...» Какие-то они все... коллективисты, что ли. «Мы сделаем». «Пошли, ребята».

— Вас это удивляет? Вы разве сталкивались с русскими один на один? Да они просто боятся друг друга, боятся открыть душу, потому что любой из каждых двух может побежать с доносом. А в душе, под обязательными коммунистическими фразами, они самые обыкновенные люди. Под их сияющими пуговицами таятся самые обыкновенные человеческие слабости.

— Если б это было так... Помните, мы прошлый раз говорили о побоище на секторской границе? Моя двоюродная сестра тоже была на слете, и ей порядком досталось.

— Вот как? — Ньюмен искренне удивился. — А говорят, случайность — хлеб романистов. Оказывается, это бывает в жизни?

— Оказывается. Но ей всего пятнадцать. Она не умеет притворяться. Ей было больно, я по глазам видел. Но она, как те русские: «Мы пошли, наша колонна, парни меня прикрыли...» Я в войну не сталкивался с русскими близко. Сейчас я, кажется, начинаю понимать, почему они выиграли.

Ньюмен сочувственно улыбнулся.

— Может, есть смысл перейти на ту сторону? Нет? Отчего же? Паулюс не был безвестным командиром подводной лодки...

— Мне это не подходит. Я верю, русских, какими бы они ни были, можно изгнать. Тогда родовое поместье отца...