– И еще одно, коль произошла такая ситуация, не называй свое имя без крайней на то необходимости. Придумай какое-нибудь другое или используй в каждом месте разное. Похоже, на наших дорогах сейчас опасно быть Бэррином. Звучит абсурдно, понимаю, но порой немного скрытности не помешает. Ты согласен?
Признаться, Златко бы согласился со всем, что сказала бы Рябина Азилеску. Как и половина мужчин этой страны.
В этот момент зеленый камень в браслете на левой руке волшебницы засветился мягким таинственным светом, и женщина вздохнула.
– Мне пора. Удачи не желаю, чтобы ее не спугнуть. Но будь осторожен. Своей смертью ты порадуешь только врагов. Да и калекой остаться в столь юном возрасте очень глупо.
Не слушая невнятный ответ, чародейка пошла к группе мужчин из первого отряда. Те мигом склонились в поклоне. Короткий обмен фразами, и Рябина вновь отошла на несколько шагов, чтобы исчезнуть в сложном индивидуальном портале, построенном явно при помощи амулета.
К Златко же подошел один из мужчин из второго отряда. Среднего роста, приятной наружности, он производил двоякое впечатление из-за взгляда, острого и недоброго. Оказалось, это и есть обещанный лейген Дорс Цзурзан.
– С нами поедут еще четверо. Мы переоденемся, а вам рекомендую спрятать знак Университета и всё, более-менее выдающее ваш статус. Притворимся мелкими дворянами с сопровождением. Таких много разъезжает по стране, проще затеряться. Вы знаете, куда мы направимся?
– Только направление, – буркнул Златко.
– Неудобно, – констатировал лейген и пошел отдавать приказы.
Совсем скоро они убрались из этого негостеприимного города. Впрочем, Синекрылый знал, что не забудет его никогда.
Его разбудила боль…
Трудно представить себе, что тебя нет. Кажется, как это – нет? Как это ощущается? В каждую секунду жизни ты что-то чувствуешь, видишь или слышишь. Даже если это просто дыхание, прикосновение воздуха к коже, еле слышимый звук, свет. Даже темнота или безмолвие – это тоже ощущения. Однако каково это – когда тебя нет совсем?
Это даже представить невозможно.
Ло показалось, что он в какой-то момент действительно перестал быть – не существовал в этой вселенной. А потом вынырнул обратно в жизнь. В мир, в чувства. И они тут же накинулись, вгрызаясь в его плоть тысячами лезвий, заставляя стонать-хрипеть-кричать от боли. И жизнь уже не казалась благом. Ничего хуже с Ло не случалось никогда. А ведь он попадал в разные передряги. Жизнь вампиров никогда их не баловала. Доставалось и ему. Но так, как сейчас, – никогда.
Наверное, впервые Ло захотелось в самом буквальном смысле перестать быть. Лишь бы ничего больше не ощущать. Точнее, не ощущать того, что сейчас. Он согласен был променять все возможные блага будущего, саму возможность существовать дальше на прекращение боли.
Боли, которая не давала пробудиться сознанию. Боли, которая превращала в животное. Боли, которая лишала всего человеческого. Не осталось больше личности, разума, чувств, осталось лишь одно ощущение – ощущение тела, созданного из ран.
Времени тоже не осталось – вечное мгновение, которое не заканчивается и не начинается.
Если бы Ло мог сейчас мыслить, он проклял бы свою вампирскую живучесть. Именно она не позволяла ему перестать быть. Может быть, он вспомнил бы родителей или Иву. Или понадеялся бы на помощь – от спасенной им Дэй или от Ти Корна. Кто знает, может, возненавидел бы их или, наоборот, понадеялся, что они спаслись. Но оказалось, боль убивает всё.
Сила вампирского организма не давала ему умереть, но полученные травмы не могли регенерировать из-за камней, их нанесших и продолжающих разрывать его тело. Ло повезло защитить голову, однако теперь это мало имело значения – вместо быстрой смерти он получил медленную и мучительную.
Ло не знал, сколько прошло времени… Сколько прошло той бесконечной секунды боли, царившей сейчас в его мире… Но в какой-то момент что-то изменилось. Так полыхнуло, что сознание юного вампира почти очнулось, даже мелькнула надежда, что он наконец-то умер и все скоро закончится, но ничего не прекратилось. Просто что-то изменилось. Кажется, появился звук. Ло не понимал, но камни, придавившие его тело, разметало чьей-то злой ураганной силой.
– Живая кровь… – засмеялась девочка-женщина, в которой, будь он в сознании, узнал бы Ве Рею Майлобстан, вампиршу, сотворенную семьсот восемь лет назад в возрасте двенадцати лет. Какому-то затейнику приглянулась малышка-куколка со светлыми завитыми прядями, длиннющими ресницами, прикрывающими чистые голубые глаза, и пухлыми губками нереально-розового цвета. Через сто лет после своего перерождения она загрызла предыдущего главу зубами, как оборотень. Встала во главе и долго держала под своей пятой всех вампиров Стонхэрма. Их терпение лопнуло только после массовых убийств девушек от двенадцати до пятнадцати лет.
– Живая кровь… Все там мертвые… а тут живой… живой…