Пять минут между жизнью и смертью

Нужен он ей со своим панкреатитом и гадким брюзгливым характером. А то она себе молодого парня не найдет. Такого, которому станет котлеты жарить, лапшу домашнюю варить и пирожки с капустой и грибами стряпать с величайшей любовью и удовольствием. Она же не будет ради Сомова переучиваться. Не станет осваивать азиатскую кухню, к примеру. Или учиться правильно варить спагетти, а к ним делать разные итальянские соусы, которые Сомов полюбил в последнее время.

Он же ведь новыми привычками оброс в детективном своем агентстве, да. У него халат имеется с кисточками, коробка непочатая сигар дорогих, виски и содовая в баре, и пельмени из упаковки он теперь себе не варит, и глазунью редко делает. Он теперь в дорогих кафе барствует и удовольствие в этом находит. Это в последние дни он не позволяет себе ничего подобного.

Права пигалица, он и есть, и спать совсем перестал. А так ведь он по-другому научился жить, пить и есть.

А котлетки были чудо как хороши, не мог не признать Сомов, снова потянувшись за сигаретой. И пирожки, не успел заметить, как съел. И в кафе и рестораны он бы бегать совсем перестал, кабы ему такую лапшу с курятиной на обед подавали.

Господи, ну о чем он снова?! Нужен он ей с сизым лицом своим и разницей в возрасте в полтора десятка лет! А то она не найдет себе молодого, и не такого вредного, как он. Они вон, Валерка и Сережка – сотрудники его, – вокруг нее так и вьются. Раньше не замечал, а в последнее время сильно в глаза стало бросаться. Интересно, а их она прикармливает или нет?

О чем он опять?! Его-то какое дело, с кем и на какой ноге его секретарша? Он вообще ее увольнять собирался. И не уволил лишь из упрямства, потому что она первая об увольнении заговорила. Ну, точно уволил бы. И эта кофта нелепая на ней сегодня какая-то…

– Зайди! – гавкнул он в селектор и лицо сделал сердитое.

Она зашла, без лишних разговоров собрала посуду со стола, смахнула крошки салфеткой и пошла снова к двери.

– Спасибо, – нехотя буркнул он ей в спину, подумал и добавил: – Все было очень вкусно. Сама готовила?

– Да, – кивнула она, смешно качнув хвостиком. – Я рада, что вам понравилось. Какие-то еще указания будут?

«Кофту сними свою нелепую», – хотелось крикнуть Сомову, но промолчал.

Еще чего доброго заподозрит его в домогательстве. А он ничего такого… И вдруг у нее под этой толстой кофтой ничего нет? В чем она тогда останется?

– Что? – вдруг спросила она и не забыла покраснеть.

– Что?

– Вы так смотрите на меня странно, – объяснила она и зачем-то свободной от подноса рукой подтянула воротник кофты повыше.

– Цвет не идет тебе этот… – Сомов почувствовал, что краснеет.

Может, зелье какое в ее котлетах содержалось, что он теперь наперегонки с ней краснеть взялся. Или в числе «три» что-то таилось, и он теперь…

– Это мамина кофта, – призналась она со смущением. – Света дома не было, погладить не успела…

– А готовила как же?! – вытаращился Сомов. – Без света-то?!

– Так плита газовая. И свечи есть, – удивилась она. – Три подсвечника со свечами, светло было. А погладить не смогла. Извините.

– За что? – он спрятал усмешку в ладонь, и снова подумал: а стала бы она для Сереги с Валеркой при свечах еду готовить? – Ты на меня не обижайся, придираюсь к тебе. А ты вон… Пирогов напекла. Ребятам понравились?

– Да, очень, – заулыбалась она и ушла.

А он так разозлился, что глобус хрустальный со стола смахнул. И он хрустнул где-то в углу, как скорлупа яичная.

Не для него, стало быть, для одного старалась. Всех уважила, всех ублажила. Могла бы и не стараться, он бы и в ресторане пообедал. Был бы лишний повод по улице прогуляться и подумать.

Тьфу ты, о чем он все время думает сегодня?! А то ему думать не о чем! Думать-то как раз было о чем, над чем. Только не придумывалось, как на грех, ничего.

Сетина после убийства в его доме бывшей жены Александры задержали. Скоро либо освободят, либо предъявят обвинение. Вот чтобы второго не случилось, Сомов теперь и старается. Только получается плоховато.

– Скажи, что через полчаса совещаемся, – очень строго проговорил в селектор Сомов.

– Хорошо, – испуганно откликнулась она.

Наверняка снова покраснеет сейчас и станет думать, что она опять сделала не так. Все так. Она все делала так. Это он неправильный какой-то. Не угодишь ему. Не кормила – плохо. Накормила – снова нехорошо.

Признаться самому себе, что просто приревновал секретаршу к своим молодым сотрудникам, Сомов не мог.

Еще чего! Какая, к чертям, ревность?! Это не про него и не о нем. Он старый холостяк с устоявшимися привычками, к которым присовокупил несколько новых и старается их закрепить. И ради тарелки супа он не изменит им. А все, кому он не хорош, пускай катятся!

Сомов вздохнул, попытавшись поймать собственное отражение в стеклянной дверце книжного шкафа. Отражение некрасиво горбилось в мешковато сидевшем на нем новом пиджаке. Волосы казались взъерошенными, сильно смахивающими на воронье гнездо. Лица рассмотреть и вовсе невозможно было, какой-то темный провал с неприятно мерцающим сердитым взглядом.