Тимур Аркадьевич захотел познакомиться с новыми коллегами своего сына, пригласил их в ресторан и – одобрил. Это одно из многочисленных свидетельств того, насколько близки были отец и сын Гайдары. И насколько важны были для Егора его новые коллеги и друзья. Виктор Ярошенко вспоминал: «Отцу, Тимуру Аркадьевичу, Егор представил нас, своих новых сотрудников (Николая Дмитриевича Головнина и меня), поздней осенью 1987 года. Ходили мы в кафе НИЛ („Наука и литература“) на ул. Чаянова (тогда еще 5-я Тверская-Ямская). Я живу теперь поблизости и каждый день, проходя мимо „Кофе Хаус“ (теперь уже „Шоколадница“), вспоминаю этот клуб писателей и ученых, который там недолго, но ярко просуществовал. Тимур Аркадьевич отнесся к нам благосклонно, а потом и дружески. Он очень беспокоился за будущее страны и за будущее Егора, политическое и научное. Отец много значил для Егора. Они были внутренне очень близки».
Из старых сотрудников в отделе остался лишь старожил редакции и рабочих дач «писарей»-спичрайтеров Владимир Алексеев. Он и обучал молодежь правилам подлинного партийного поведения, а также рассказывал истории из «прошлой», более изобильной жизни партноменклатуры, к которой теперь относились ребята-журналисты, обладатели синих, низшего разбора, цековских пропусков. Раньше, рассказывал Алексеев, меню в столовой ЦК было на двух страницах, теперь на одной. А иной раз готовили для простых работников аппарата мясо животного, убитого лично Леонидом Ильичом, – не пропадать же убиенным косулям и кабанам. Средний чек – один рубль… Молодым журналистам, попавшим в журнал ЦК, было неловко перед друзьями – они вдруг сами стали номенклатурой.
«Коммунист», пользуясь словами Пастернака, был «продуктом разных сфер». В этой идеологической коммунальной квартире, несмотря на явно реформаторский курс Фролова и Биккенина, кого только не было.
Собственно, так повелось еще со времен Косолапова: несмотря на вполне определенные позиции главного редактора, в «Коммунисте» и до перестройки присутствовали товарники (по сути – рыночники) и антитоварники, сталинисты-ортодоксы и еврокоммунисты (по своим взглядам).
И уж тем более во фроловско-биккенинские времена журнал был обречен на превращение в дискуссионный клуб, причем по самым разным вопросам, в том числе бытовым. Бунтарь Ярошенко однажды, уже во времена Биккенина, сохранившего фроловский курс, с высоты своего впечатляющего роста выступил против потери времени на катание сотрудников редакции посреди дня в ту самую цековскую столовую в Никитниковом переулке.
Появлялись совсем чужие партийному изданию люди, но их работа в журнале лишь подтверждала тот факт, что «Коммунист» – это не стыдное место даже для вне– и антисистемных журналистов. Каковым был, например, знаменитый в те годы журналист Геннадий Жаворонков, вдруг обнаруживший себя в тесном тихом кабинете на улице Маркса – Энгельса, а не в суетной круговерти редакции «Московских новостей». Задержался он там, правда, ненадолго.
А вот несколько чужой партийному духу литературный критик Игорь Дедков, у которого что-то не сложилось с Сергеем Залыгиным, и он не перешел на работу в «Новый мир», принял приглашение «Коммуниста», стал обозревателем по вопросам культуры и литературы и задержался в журнале, уже переименованном в 1990-х в «Свободную мысль», на годы.
Чужой не чужой, а точно так же ходил на редколлегии и проводил дни и ночи на рабочей даче в «Волынском», где писались речи Горбачева. Из дневниковых записей Игоря Дедкова: «6.1.88. Волынское. С вчерашнего дня. Лацис, Колесников, Ярмолюк, Антипов (Алексей Антипов – ответственный секретарь «Коммуниста». –
Лацис в свое время пытался перетащить Дедкова в Прагу, в «Проблемы мира и социализма», но назначение было заблокировано в силу полудиссидентской репутации Игоря Александровича, который еще в 1956 году стал лидером студенческого бунта в МГУ. И вот во времена «Коммуниста» невозможное стало возможным – живший долгие годы в Костроме литературный критик был приглашен в Москву, и редакция партийного журнала перехватила его у самого популярного толстого журнала.
У Дедкова был свой, вполне ясный мотив для работы в «Коммунисте». В апреле 1987 года он записал в дневнике: «В последние месяцы во всех устных выступлениях я поддерживаю новую, т. е. задержанную, литературную волну и вслух обсуждаю проблемы, связанные с нашим прошлым… Время решающее: или социализм будет возрожден в нашей стране, или – похоронен на долгие десятилетия и навсегда; отношение к сталинскому прошлому – это отношение к настоящему и будущему».
Это был главный мотив – никто не претендовал на разрушение социалистической системы, только на ее очищение и улучшение.