Пять пятилеток либеральных реформ. Истоки российской модернизации и наследие Егора Гайдара

А далее – цифры по фантастически безалаберному использованию закупленного на валюту импортного оборудования. Лишь одна из приводимых Гайдаром деталей: «Только в четырех газодобывающих и газотранспортных объединениях, проверенных в 1988 году Комитетом народного контроля, длительные сроки бездействовало импортное оборудование общей стоимостью 228 миллионов рублей. Тем временем Внешэкономбанк СССР исправно выплачивает иностранным фирмам проценты за предоставленные для его закупки кредиты».

Гайдар продолжал приводить факты и цифры. Журнал не пожалел для этого места. Абстрактный разговор стал невозможен – только с данными на руках, а у «Коммуниста» они были – практически любые. В конце статьи автор ссылался на решения Политбюро от 16 февраля и делал довольно раздраженный вывод: «Если максимально сжать суть сегодняшних экономико-политических проблем, они сводятся к следующему. Экономическая реформа невозможна без жесткой кредитно-денежной политики, финансового оздоровления. В свою очередь, его можно добиться, лишь резко сократив капиталовложения. Для этой цели не жалко временно пожертвовать даже самыми перспективными стройками. Нет такого объекта, ввод которого оправдал бы провал реформы. Но можно ли говорить о финансовом оздоровлении и одновременно втягивать государство в осуществление сомнительного стомиллиардного проекта, рассчитанного до конца века? Пришла пора выбирать».

И в самом деле пришла пора выбирать. Руководство страны, как всегда, избрало некий срединный путь. Но это ничего не меняло – ни в положительном, ни в отрицательном смысле. Денег на мегаломанические проекты все равно не было. А сама модель затратной советской экономики катилась к окончательному краху. Предпринять для спасения ситуации радикальные меры ни партия, ни правительство так и не решились.

Надо отдать должное Черномырдину, с которым Гайдару потом довелось работать и в качестве начальника, и в качестве подчиненного: как вспоминал Егор в «Днях поражений и побед», «с Виктором Степановичем Черномырдиным в ходе последующей совместной работы этой истории мы никогда не касались».

Гайдар пытался пробить стену непонимания. Объяснить очевидные для него самого вещи начальству. В статьях он апеллировал к разумным людям в государственном аппарате и призывал в союзники общество. Работая над документами для высшего руководства, пытался вразумить это самое руководство, то есть изменить политику. С его точки зрения, безответственную.

Со своими детьми он всегда разговаривал на равных, старший – Петя – запомнил, как отец сокрушался по поводу Горбачева – ничего пробить нельзя, давить на Рыжкова бесполезно, он отказывается что-либо понимать. Для маленького Пети то время было первым кругом человеческой и даже, несмотря на возраст – восемь, девять, десять лет, – интеллектуальной близости с папой. Второй этап начнется много позже, когда у Егора Тимуровича появится хотя бы немного свободного времени. А тогда отдыхали летом в номенклатурных пансионатах или на Валдае, или на Волге рядом с поселком Решма. Лодки, грибы – вот и все развлечения. Однажды за неимением тары сварили собранные грибы в казенном самоваре. Семья знала: если едем отдыхать – папа будет работать, писать. Собственно, отдыхать для Гайдара и означало – писать.

Однажды, когда проводили отпуск в Решме, Петя спросил у отца: «А мы приедем сюда в следующем году?» – «А в следующем году ничего этого не будет, – честно ответил Егор Тимурович сыну, – это все развалится, у людей не будет денег».

Петр Егорович сегодня признается, что с года 1988-го, со своих девяти лет, из разговоров с отцом он знал, что страна и ее экономика разваливаются. Гайдар это понимал. Те, на кого он работал и кого пытался убедить в необходимости смены политики, этого понимать не хотели.