Заря меж облаков встает не в зыби ль сладкой?Но сладкий день, взойдя, принес погибель Сладкой.Хабешский негр, во тьме[246] несущий камфору,—Рассыпал тюк — и луч прошел по серебру.Из крепости смотрел на месяц чернокожий,—И вдруг оскалил рот, смеясь, как день пригожий.Вот кеянидские носилки, лишь заряБлеснула, — сделала царица для царя.Носилки в золоте; в кемарское алоэРубины вправлены, напомнивши былое.И царь, как повелел времен древнейших чин,На ложе смертное положен был Ширин.В назначенный покой — Ширин услышав слово —На царственных плечах цари внесли Хосрова.И там пред мраморным бесчувственным лицомНосилки обвили торжественным кольцом.И каждый палец стал у бедного БарбедаКалам расщепленный. Весь мир был полон бреда.На этот хмурый мир взирал Бузург-Умид.Он, миру верящий, от мира ждал обид.Стенал он: «Небеса да внемлют укоризне:Лишился жизни шах, — и нас лишил он жизни.Где всех народов щит? Где слава всех царей?Где стяг и острый меч, что всех мечей острей?Где тот, чья на миры легла победно риза?Где скрылся наш Кисра? Где нам сыскать Парвиза?Коль к переезду ты далекому готов,Равно: Джемшид ли ты, Кисра, иль ты — Хосров!»Прислужниц и рабов понура вереница;Средь них, как кипарис, идет Ширин-царица.В кольце ее серег сокровища морей,На плечи за кольцом легло кольцо кудрей.Насурьмленных бровей растянутые луки,Хной, как пред свадьбою, украшенные руки.И золотой покров течет с ее чела,И ткань Зухре огнем вдоль стана потекла.Кто мог бы смертные так провожать носилки?Прохожих опьянял и страстный взор и пылкий.Как опьяненная, сопровождала прах,Идя с припляскою, как будто на пирах.Все, глядя на Ширин, решали вновь и снова:«Не в горести она от гибели Хосрова».И думал Шируйе, в себе таящий тьму,Что сердце Сладостной склоняется к нему.И всю дорогу шла с припляскою царица.Вот купол перед ней… Вот шахская гробница.Рабыни скорбные столпились за Ширин,Роняя жемчуг слез на щек своих жасмин.Внесли царя под свод. Вкруг сумрачного ложаВстал за вельможею, безмолвствуя, вельможа.И у Ширин жрецом был препоясан стан,И в склеп вошла Ширин — и ею знак был данГробничный вход прикрыть. И вот в наряде аломК носилкам царственным идет она с кинжалом.И, рану обнажив носителя венца,Прижала алый рот ко рту ее рубца.И так же в печень, в бок царица захотелаСвой погрузить кинжал, свое пронзая тело.И ложе царское ее покрыла кровь,Как будто кровь царя, растекшаяся вновь.И вот она с царем без возгласа, без речи,Уста прижав к устам, к плечам прижавши плечи.Но вскрикнула она, от рта отъявши рот…И слышит за дверьми сгрудившийся народ:Что две души слились, что в теле нету муки,Что нет в душе тоски, что нет сердцам — разлуки.Тебе, чьим пламенем для смертных озаренБыл этот брачный пир, — да будет сладок сон!Пусть тот да ощутит всевышнего десницу,Кто тихо вымолвит, прочтя сию страницу:«Аллах, оберегай могильный этот прах!Двух пламенных прости, о благостный Аллах!»Осанна Сладостной, осанна сладкой смерти!О смертные, любви, все победившей, верьте!Так умирают те, что страстно влюблены,Так души отдавать влюбленные должны.И женщина ли та, в которой столько воли?Муж с женщиною схож, когда боится боли.Порою сладостно бегущая с плечаСкрывает тканых львов изгибами парча.Взмыл на дорогах зла самум слепой и дикий,Жасмин он оборвал, снес кипарис великий.И тучи поднялись из-за морей беды,И грозы грянули из черной их гряды.И ветер из равнин, как бы единым взмахом,Весь воздух слил в одно с взнесенным черным прахом.Лишь о случившемся сумели все узнать,—Восславили Ширин. И возгласила знать:«Прославим этот час! Земля в просторах злачныхНевест, подобных ей, рождай для пиршеств брачных!Мутриба в Африке, мутриба на Руси[247]Создать подобный пир — напрасно не проси».…Все, положив с царем прекрасный прах царицы,Ушли и наглухо замкнули дверь гробницы.И размышляли все над сладостным концом.И на гробнице так начертано резцом:«Одна Ширин, чей прах взяла сия могила,Себя своей рукой в знак верности убила».