Пять поэм

В день, когда, благоволеньем истинным даря,
Прибыло ко мне посланье тайное царя,[271]

Ощутил я за спиною крылья, как орел,

Перья на широких крыльях новые обрел.

Было в свитке начертанье царственной руки:

«Друг, из бездны этой ночи месяц извлеки!

Но чтобы его завесой гений твой облек,

Чтоб его непосвященный увидать не мог.

Воск преданий над багряным жаром размягчи,

Мы за то тебе вручаем милости ключи.

Не тащись в носилках тесных, в этой пыльной мгле,

О певец мой, полно ездить на хромом осле!

Ты деянием нелегким будешь утружден,

Но сокровищами шаха будешь награжден.

Ждем начала представленья! На людей взгляни,

Темный занавес раздерни и зажги огни!»

Я в тот день, когда посланье это прочитал,

С мирной радостью простился и в смятенье впал.

Тут искать я в старых книгах начал без конца

Быль и сказки, что могли бы радовать сердца.

К «Шах-наме» я обратился. Прочитал я в ней

О деяньях древних шахов и богатырей.

Фирдоуси — певец великий — все в стихах своих

Сладкозвучно нам поведал о веках былых.

И когда он драгоценный выгранил рубин,

Многие обогатились от его крупин.

И от «Шах-наме» — рубина — я осколок взял

И оправил, чтоб осколок ярко засверкал,

Чтобы люди во вселенной песнь мою прочли,

Чтоб мою перед другими книгу предпочли.

Что учитель подсказал мне — я договорил

И в забвенье пребывавший жемчуг просверлил.

Углубился я в сказанья, стал вникать во тьму

Тайн, рассеянных когда-то по свету всему.

На арабском прочитал я все и на дари,

Книгу Бухари прочел я, книгу Табари.[272]

Чтобы не было пробелов, не было потерь,

Переполненных хранилищ отпирал я дверь.

Пехлевийские в подвалах свитки я искал,

Со свечою — по листку их бережно сшивал.

И когда все книги предков изучил я сам,

Изощрился, окрылился быстрый мой калам.

Я сказал, что подобает мудрому сказать,

А не то, что мудрый может после осмеять.

Словно Зенд, я сказ украсил пламенным пером.

Юных семь невест блистают красотою в нем.

Пусть Небесные Невесты[273]

раз на них взглянутИ еще светлей и чище над землей блеснут!

Хоть Бахрама нить в сказаньях криво шла досель,

Правда в мире не исчезла и ясна мне цель.

Я — певец — по этой нити в лабиринт спущусь,

В сторону от этой нити верной не собьюсь.

В сотнях речек омовенье, верный, соверши,

Лишь тогда найдешь источник света и души.

Низами! Вот твой Мессия, твой живой калам!

Память же твоя подобна пальме Мариам.[274]

Ты плодоноси, покамест ты и бодр и жив.

Счастье ты познаешь, ибо ты уже счастлив.

Хвала счастливому падишаху, да озарит его Аллах