Ловко и изящно, без нажима, детектив повернул разговор к цели своего визита. И вовремя среагировал на попытку увернуться. Увы, книга будет написана. Мисс Крейл – теперь мисс Лемаршан – ждет, что он проведет редакторскую правку. К сожалению, сами факты уже стали общественным достоянием, но представить их таким образом, чтобы избежать болезненных для впечатлительных натур подробностей, еще возможно. Тут Пуаро скромно добавил, что в прошлом ему удавалось, взывая к благоразумию, добиться изъятия определенных пикантных моментов из неких мемуаров.
Мередит Блейк побагровел от злости и принялся набивать трубку. Рука его при этом едва заметно дрожала.
– Омерзит-тельно коп-паться в таких вещах, – слегка запинаясь, заявил он. – П-почему они не могут оставить все как есть?
Пуаро пожал плечами.
– Согласен с вами. Но ничего не поделаешь. Такого рода вещи пользуются спросом. И каждый волен реконструировать доказанное преступление и давать ему свои комментарии.
– Какое бесстыдство…
– Увы, – Пуаро вздохнул, – мы живем не в самый деликатный век. Вы бы удивились, мистер Блейк, узнав, сколько пренеприятнейших публикаций мне удалось… скажем так… смягчить. И сейчас я хочу сделать все возможное, чтобы пощадить чувства мисс Крейл.
– Малышка Карла, – пробормотал Мередит Блейк. – Бедный ребенок! Взрослая женщина… Верится с трудом.
– Я знаю. Время летит, не правда ли?
– Слишком быстро, – Мередит Блейк также вздохнул.
– Как вы уже поняли из письма от мисс Крейл, ей не терпится узнать как можно больше о печальных событиях прошлого.
– Зачем? Зачем снова это ворошить? – с ноткой раздражения произнес Блейк. – Не лучше ли предать все забвению?
– Вы говорите так, потому что слишком хорошо знаете прошлое. Не забывайте, что мисс Крейл не знает ничего. То есть ей известно только то, что изложено в официальных источниках.
Мередит Блейк поморщился.
– Да, конечно. Я и забыл. Бедняжка… В каком она ужасном положении… Какой шок ждет ее, когда она узнает правду… И эти бездушные, сухие протоколы суда…
– Правду невозможно оценить только на основании судебных отчетов. Значение имеет то, что не попало на их страницы. Эмоции, чувства, характеры участников драмы. Смягчающие обстоятельства…
Пуаро остановился, и хозяин поместья тут же заполнил паузу, как актер, получивший от суфлера знак подать реплику.
– Смягчающие обстоятельства! Именно так. Если и были когда-либо смягчающие обстоятельства, то именно в этом деле. Эмиас Крейл – мой давний друг, наши семьи знакомы несколько поколений, но надо признаться, он вел себя, откровенно говоря, возмутительно. Конечно, он был художником, и это как бы все объясняет. Но что есть, то есть – своим поведением он допустил в высшей степени невозможную ситуацию. Она абсолютно неприемлема для любого приличного человека.
– Интересно, что вы так говорите, – заметил Пуаро. – Меня эта ситуация озадачила. Не пристало воспитанному, благородному человеку распространяться о своих романах.
Худощавое, застывшее в нерешительности лицо Мередита Блейка ожило.
– Оно так, но в том-то и дело, что Эмиас никогда не был обычным, заурядным человеком! Он был художником; на первом месте для него всегда стояла живопись – и иногда это проявлялось самым необычайным образом! Я не понимаю так называемых творческих людей, никогда их не понимал… Но Крейла, конечно, немного понимал, потому что знал его всю жизнь. Наши родители были людьми одного сорта. И сам Крейл был во многих отношениях таким же – обычным стандартам он не соответствовал лишь в том, что касалось искусства. Он не был любителем. Он был по-настоящему первоклассным художником. Некоторые называют его гением. Возможно, они правы.
Но в результате у него всегда случался перекос. Когда он начинал писать картину, все остальное отходило на второй план, никому и ничему не позволялось отвлекать его и мешать. Эмиас жил словно во сне. Работа поглощала его целиком. И только закончив полотно, он приходил в себя и постепенно возвращался к обычной жизни.
Мередит Блейк вопросительно посмотрел на Пуаро, и последний кивнул.
– Вижу, вы понимаете, что я хочу сказать. Думаю, это объясняет, почему возникла такая ситуация. Эмиас влюбился в девушку. Хотел на ней жениться. Ради нее был готов бросить супругу и ребенка. Но он начал писать картину и хотел закончить ее. Все остальное было неважно. Он и не замечал этого остального. Да, ситуация сложилась нестерпимая для обеих женщин, но ему было не до них.
– Понимал ли кто-то из них его точку зрения, его состояние?
– Да, полагаю, в каком-то смысле его понимала Эльза. Она восторгалась его живописью, но ей приходилось нелегко – по вполне понятным причинам. Что же касается Каролины…
Он остановился.
– Да, действительно. Для Каролины… – подал голос Пуаро.
– Каролина… – словно преодолевая какое-то затруднение, продолжил мистер Мередит Блейк. – Я всегда… она всегда мне нравилась. Одно время я даже надеялся жениться на ней. Но надежда жила недолго. Тем не менее я всегда, если так можно выразиться, оставался ее преданным слугой.