Пять синхронных срезов (механизм разрушения). Книга вторая

Уж никак не думала, что я могу забыть и пропустить описать целый предмет: ФКХ. Это физическая и коллоидная химия, курс читается на кафедре органической и биологической химии и как бы находится в тени её. Да к тому же только зачёт, который мы все благополучно сдаём. Нас учат, что такое гель, а что такое золь; при определённых условиях они могут запросто превращаться друг в друга. И так далее.

Занятия по ГО проходят в подвале спорткомплекса. От этого они кажутся какими-то несерьёзными. Или, может быть, оттого, что преподаватель любит знакомить нас со множеством привходящих, так сказать, обстоятельств. Он рассказывает о страшных ОВ, и о том, как им противостоять: для этого нужны антидоты, т. е. противоядия. Вот изобрёл такой-то антидот, получил за это премию, стал богатым. Такая-то обрадовалась, вышла за него замуж. А другой тем временем придумал более совершенный антидот, тоже получил премию; такая-то, не будь дура, быстренько бросила такого-то, переметнулась к другому. И всё это затем повторяется сызнова. Преподаватель называет её имя, рассказывает с таким пристрастием, что нет сомнений, он очень хорошо знаком с действующими лицами этой трагедии-драмы или даже является одним из них. Но нам это совершенно неинтересно, мы знаем: всё было давным-давно, в незапамятные времена, а мы – мы люди очень современные. Олимпийские!

Я пропускаю все эти россказни мимо ушей, здесь нужно только название антидота и против какого ОВ применяется, и я всё это кратко конспектирую. Но Танина мысль (мы сидим с ней на ГО рядом) идёт намного дальше, и она говорит тихонько недовольно:

– Интересно, а ЗАЧЕМ он всё это нам рассказывает?!

И правда! Я совсем перестаю слушать. Надоело.

* * *

Я вспоминаю наши уроки ВД в десятом классе. Эдуард писал на доске в кабинете ВД – я уже писала, что это был самый большой и светлый кабинет в нашей школе – своим ровным красивым крупным женским почерком: Курвиметр, и мы должны были это запоминать. Вот разговариваю я с ним о чём-то у окна в коридорчике спортзала, но подходит Томка Лопатина из девятого класса, у них физра, и она уже переоделась, а я что здесь делаю?! И она спрашивает: Владимир Эдуардович, Владимир Эдуардович, а что я по контрольной по ВД получила? Два, говорит он безапелляционно, давая этим самым понять Лопатиной, что если учитель разговаривает с кем бы то ни было, то так перебивать его могут лишь плоховоспитанные ученицы. Но на Тому надо ещё посмотреть, она вся буквально в осадок выпала.

– Почему это два? – проговаривает она одновременно и задето (поверила!) и высокомерно (нет, не поверила!).

– Да вы же ничего не учите, – Гептин меняет тон и отвечает серьёзно и тоже как-то задето.

– Почему это мы ничего не учим?

– Ну, хорошо, скажи мне, пожалуйста, какие ты знаешь отравляющие вещества нервнопаралитического действия.

– Зарин, зоман, эф-газы, – отвечает она удивлённо, на выдохе, ни секунды не помедлив.

Учитель – я вижу – удивлён, никак не ожидал.

– Ну, значит, не два, а пять у тебя по контрольной…

Тома бежит, довольная, в спортзал и там громко объявляет всем: «У меня 5 по контрольной по ВД!!!»; а я тоже ухожу. Зубрилка, думаю я уважительно о Томке Лопатиной, не спеша поднимаясь после звонка по лестнице на второй этаж. Всё знает! Мне такого ни за что на свете не выучить! Какие же в таком случае к удушающим относятся, я почему-то думала – как раз зарин…

Я должна вам пояснить, что на ВД мы изучаем одно и то же с девятым классом, так уж вышло, так уж получилось.

* * *

От нечего делать я всё это вдруг вспоминаю. Но сейчас немного не так, какие-то не такие группы ОВ, их почему-то не 4, а уже 5. Я решаю не учить «по-новому», а попытаться вспомнить что-нибудь из школы; мне кажется, что этого будет вполне достаточно. Но потом я решаю и вовсе не думать о ГО, поскольку зачёт в своё время поставят всем быстро и легко, это общеизвестно, и делюсь с Таней своими соображениями. Вот смотри, говорю я соседке, зарин, зоман, эф-газы – к каким относятся? Она смотрит на меня так, словно я спросила не про нашу Галактику, я это так и расцениваю, и отвечает: я вообще отравляющие вещества никакие не знаю. Да я только эти три и знаю, случайно!!! Мы смеёмся, потом Таня вытаскивает незаметно какую-то тетрадь, и мы шёпотом начинаем заниматься совсем другим предметом.

На одном из занятий по генетике, улучив немного свободного времени, уже перед переменой, мы спрашиваем у Владимира Николаевича, как наследуются некоторые внешние признаки у человека; цвет волос, цвет глаз, известен ли тип наследования и т. д. Цвет кожи, быстро спрашивает кто-то из девчонок с последних рядов. Тишина. Мы все слышали, конечно, звон, что у негров родятся только негры, даже если второй родитель – белый, сейчас мы поймём, откуда он. Белый цвет кожи человека – это признак рецессивный, с явлением полного доминирования, без промежуточного характера наследования, постулирует преподаватель. Вот и всё, и всё ясно; а сколько в истории известно драм, сколько тайных выносов младенцев в корзинках и замена их беленькими.