Пять синхронных срезов (механизм разрушения). Книга вторая

Ира думает. Подумав, она говорит: «Колено». Я никогда ни над кем не смеюсь – такова моя натура, безобидная до образца. Образец безобидности. Лошадь – совсем не человек, конечно, но, так же, как у человека, коленный сустав у лошади сгибается вперёд, а не назад. «Что бы это колено было, вон колено на своём месте», – быстро думаю я про себя, посмотрев на всякий случай на лошадь сбоку, а Ире говорю:

– Это пятка. Лошадь ходит на пальчиках, как балерина.

Ира смотрит на меня серьёзно и очень недовольно, словно хочет сказать: в Москве учишься, а такое говоришь… Лошадь на пальцах ходит… Так благополучно мы едем в санях по совершенно пустой спокойной деревне и проводим время в приятной беседе. Тем более что ехать недалеко.

Ира почти уже отучилась в техникуме, она в ближайшее время, весной, сдаёт госэкзамены, защищает дипломную работу. Как-то резко, неожиданно, она невольно от нас отдаляется, мы все – беспечные, весёлые студенты, Ира – серьёзный самостоятельный человек. Она хочет распределяиться на работу в Новосибирск, но ей в этом отказывают. Ира пересказывает нам разговор, произошедший на распределении.

– Что будем строить?

– Новосибирск, – проговаривает моя подруга, как она рассказывает, застенчиво и очень скромно.

– Но Новосибирск уже построен.

– Тогда Красноярск.

Ну и Новосибирск – прям Москва!!! Мы все откуда-то точно знаем, что Красноярск – это ночь на поезде и считаем, что это совсем недалеко, нормально.

В Красноярске Ира поселится в общежитии, мы с Надей не преминем её проведать через год, зимой. Мне оторвут там с зимнего пальто все до единой пуговицы… А ещё через год я приеду «к Ире» почти на полгода на практику, в знаменитый на весь мир и очень передовой зверосовхоз «Соболевский».

Перед своим отъездом в Красноярск Ира скажет нам всем, как бы между прочим, но на самом деле очень важное: вы теперь не будете к нам приходить. Я не знаю, как девчонки, все по-разному, а я никогда не перестану приходить к Лебедевым, проведывать их.

* * *

Мама готовит мне с собой в дорогу всевозможные гостинцы. Двухлитровая банка малинового варенья (да я сама же и варила летом!):

– Это девочкам!

Рядышком небольшая пол-литровая:

– Это Розе!

Почему-то мне пришло в голову упростить задачу и объединить девочек и Розу:

– Мама, у нас есть там точно такая же баночка, я наберу в неё Розке варенья, а то тяжело будет.

Мама смотрит на меня укоризненно; я не хочу портить ей настроение перед своим отъездом никакими пустяками:

– Ладно, хорошо, мама, я отдам Розке, я скажу, это от тебя ей подарочек.

Я вижу Розу, она почему-то не разделась; неужели у нас в комнате так холодно?! Или ей просто некогда, и она очень спешит?! Роза сидит за столом у Яниной кровати в своём тёмно-малиновом пальто с капюшоном, она держит в руках баночку маминого варенья и, мне почему-то кажется, что она уже не слушает меня. Роза улыбается, её длинные тонкие пальцы охватывают баночку, она словно греется от неё. Я смотрю на Розу, тоже улыбаюсь и вспоминаю, как я сказала маме, что наберу Розке варенья. Моя мама и Роза словно сговорились между собой о чём-то, а я осталась в стороне. Какая же я… monga!

Февраль

С каникул я возвращаюсь не одна. Вместе со мной едет ко мне в гости Надя. Как я довольна! Мне, как моему милому племянничку, лишь бы что новое! Я всех приглашаю в гости, настойчиво приглашаю, но Таня Пислегина так и не приедет ко мне в Москву. Странно; я бы на её месте непременно приехала!!

Мы едем в рейсовом автобусе втроём: сзади меня на сиденье расположились Надя и Таня. Это не воскресенье; так было задумано, и автобус спокойно полупустой. На полпути в Мошково мы проезжаем большое село Обское. Неожиданно я отчётливо вижу картинку с механизации: громоотвод на сенном складе. Я вспоминаю Москву и Рафката, только что удачно сданный экзамен: громоотвод нужной высоты в точности как на плакате сфотографирован-нарисован. Сам же сеносклад, как положено, огороженный, но совершенно пустой; видны лишь следы того, что когда-то там находились стога и скирды сена; уже ничего не осталось, всё скормили. Я оборачиваюсь и громко говорю подругам:

– Девчонки! Смотрите! Смотрите! В Галинском совхозе коровам есть нечего, всё сено уже съели! а до конца зимне-стойлового периода ещё целых три с половиной месяца! Покупать будет! Он всё время покупает! В прошлом году в Белоярке покупал!

Я имею в виду директора. Они вяло и безразлично, немного как-то даже неодобрительно, лишь бы отреагировать, заступаются передо мной за совхоз «Галинский»:

– Откуда, Тань, ты знаешь, может быть, сено где-нибудь в другом месте ещё есть!

Но я отвечаю им чётко, словно работаю здесь управляющим:

– По первому снегу, до заносов и снежных буранов, все грубые корма подвезены к животноводческим помещениям!

Как это можно вообще – не знать элементарного! Девчонки, просто сражённые моими небывалыми познаниями, больше ничего уже мне не отвечают, боятся снова нечаянно попасть впросак; кому это приятно!