Пять тысяч слов

Имя это ничего не говорило Дэ фэй. Красавица ждала разъяснений, но придворному историографу нелегко было вспоминать о том, что произошло несколько лет назад. Слишком многое сломалось и рухнуло в его жизни после того, как генерал Ли Лин, один из лучших военачальников императорской армии, потерпел поражение от сюнну. С пятью тысячами пеших воинов Ли Лин по приказу У-ди выступил против диких северных полчищ, стремясь захватить вождя сюнну — шаньюя. Однако силы были неравны, к исходу десятидневных боев конница, которую вызвал шаньюй, окружила истаявший отряд Ли Лина, а подкрепление, обещанное императором, так и не подошло. Отряд был разбит, а Ли Лин попал в плен.

Узнав о поражении, У-ди погрузился в мрачное молчание и несколько дней не выходил из своих покоев. Сановники, вызванные во дворец, трепетали. Опасаясь, что гнев императора будет сокрушительным, многие из них начали порочить Ли Лина, обвиняя его в предательстве. Тайшигун, хорошо знавший доблестного генерала, возмущенно опровергал эти злобные наветы. Наконец, император решил вернуться к исполнению дел и пожелал выслушать мнения своих приближенных. Когда очередь дошла до придворного историографа, Цянь попытался обрисовать стойкий характер Ли Лина и напомнить о его заслугах.

«Ли Лин — опытный полководец, — сказал тайшигун. — Но способен ли человек установить что-либо навечно? Быстрый ветер не продолжается все утро, сильный дождь не продержится весь день. Кто делает все это? Небо и земля. Даже небо и земля не могут сделать что-либо долговечным, тем более человек. Сменяются начала инь и ян, прямое становится кривым, сила превращается в слабость, а победитель оказывается побежденным. Такова природа вещей».

Словно две острые стрелы впились в лицо тайшигуна — так пронзителен был взгляд императора.

«Ты, кажется, пытаешься меня обмануть, Сыма Цянь? — сказал государь, и на лицах придворных выразился ужас, ибо голос императора рокотал, как набирающий силу гром погребального барабана. — Не бойся, подними свое лицо, — продолжал Сын Неба. — Я хорошо понял твои слова и хочу это показать. Ты проповедуешь здесь учение даосов — что ж, я буду судить тебя по их же правилам. В мире нет ничего определенного, постоянного — говоришь ты. Значит, соглашаясь с тобой, я должен немедленно казнить всех своих приближенных — советников, жен, слуг, ибо кто положится, что человек, верный мне сегодня, не предаст меня завтра? Все живое — изменчиво, и только мертвое — постоянно. Исходя из этого, я должен отменить все законы и никогда больше не вводить их — ведь жизнь меняется, и где уверенность, что мудрость останется мудростью, а не превратится в глупость? Я должен разрушить дворцы, мосты, дороги, сторожевые башни, Великую северную стену, ибо «все переходит в свою противоположность» и рано или поздно они все равно падут. Так зачем их строить? Зачем укреплять величие и мощь Поднебесной? Зачем вообще что-то делать, если мир следует независимым от человека путем и неумолимо чередование темного и светлого, холодного и теплого, инь и ян? Зачем всем нам жить? Не правильнее ли будет открыть пограничные заставы, и пусть придут враги и развеют нас в пыль и прах? Ты этого хочешь, Сыма Цянь?»

«О, нет, государь! Я не хочу этого!» — воскликнул придворный историограф.