«Вот сейчас ты говоришь правду, — усмехнулся император. — Но эта правда лишь подтверждает твой предыдущий обман. Ты действительно не хочешь гибели Поднебесной, ты хочешь сам, вместе с Ли Лином править ею!.. Молчи и слушай! Изменник Ли Лин вовсе не слаб и не жалок, как ты пытался доказать. Он смел и силен. И смелость его так непомерна, что с некоторых пор он вознамерился затмить доблестями самого Сына Неба! А потом, когда я решил испытать его смертельной опасностью, он не побоялся сохранить свою жизнь, дабы, перейдя на сторону врагов, с их помощью стать во главе Поднебесной. Но это еще не все. Ли Лин умен и хитер! Он хорошо понимал, что не всегда можно победить смелостью и силой. Вот почему он часто повторял мне слова из книги «Шу цзин»: «Если у вас, государь, возникнут большие сомнения, то обдумайте их сначала в своем сердце, затем обсудите их со своими сановниками и спросите совета у гадателей на черепашьих щитках и стеблях тысячелистника». При этом он указывал на тебя как большого знатока древности и искусного толкователя воли Неба. И я верил тебе, Сыма Цянь, пока Ли Лин не предал меня! Но теперь я понял, сколь коварен был замысел Ли Лина. С твоей помощью он хотел победить меня изнутри, он хотел ослабить мой дух и для того приказал тебе внушить мне ложную мудрость. Ты проповедуешь ложь, Сыма Цянь! Учение даосов отнимает у человека веру в истины и авторитеты, оно делает бесполезным подражание образцу и лишает смысла любые деяния. Лао-цзы, основатель даосской школы, говорил: «Когда правительство деятельно, народ становится несчастным. Справедливость снова превращается в хитрость, добро — в зло. Человек уже давно находится в заблуждении». Можно ли, опираясь на такие взгляды, вершить государственные дела? Можно ли управлять страной, держать народ в повиновении и совершенствовать добродетель подданных, не желая учиться у достойных и проводя время в бесплодных размышлениях о «бесконечном превращении вещей»? Истинно прав великий Конфуций, который сказал: «Учиться и не размышлять — напрасно терять время, размышлять и не учиться — губительно». И еще он сказал: «Изучение неправильных взглядов вредно». Вот почему учение Лао-цзы, книги «Дао дэ цзин» и «Чжуан-цзы» следует запретить, а тебя, даосского обманщика, сообщника предателя — казнить немедля!»
Тут же по мановению руки императора тайшигун был схвачен и брошен в камеру подземной тюрьмы, где провел почти три года в ожидании приговора. Вопреки своему грозному обещанию государь почему-то не торопился вынести окончательное решение о судьбе Цяня. Уже все, кто был схвачен за близость с Ли Лином, расплатились за это: одни расстались с жизнью, другие прошли через казнь «бинь-пи» — вырезание коленных чашечек, а придворный историограф все ожидал своей участи. Находясь в тюрьме, он узнал, что по приказу императора в столице и других городах Поднебесной чиновники усердно прославляют учение Конфуция, объявляя его единственно мудрым и правильным; от юношей, поступающих на государственную службу, требуется доскональное знание высказываний и бесед Конфуция, изложенных в книге «Лунь юй». Впервые в истории Поднебесной другие философские школы или вовсе запрещены, или объявлены «бесполезными». Сторонники Лао-цзы изгоняются из государственных учреждений и находят приют в монастырях. О Ли Лине не было никаких известий.
Наконец, когда уже завершался третий год пребывания тайшигуна в тюрьме, ему объявили, что он приговорен к пытке огнем. Цянь спокойно встретил это известие, ибо давно приготовился к смерти. Пытка огнем, в сущности, ничем не отличалась от смертной казни: еще никому, сколько помнил Цянь, не удавалось пройти над огнем по медному столбу, политому маслом. В день, когда должна была состояться казнь, стражники вывели тайшигуна из подземелья, сняли с него колодки и позволили умыться. Из-за деревьев на задах императорского сада, там, где в клетках рычали звери, стучали барабаны и лаяли псы, к небу вздымался белый дым. Это огонь большого костра нагревал медный столб — последний путь тех, кто обречен был ступить на него сегодня. Тайшигун ожидал, что его вместе с другими узниками скоро поведут к столбу, однако его отделили от прочих и поставили в стороне. Мимо проводили и проносили тех, кто в это утро уже испытал тяжесть различных наказаний — клеймение раскаленной печатью, отрезание носа, отрубание ног. Вид дрожащих, стонущих, залитых кровью людей породил ужас в сердце тайшигуна. Он закрыл глаза, стараясь дыхательными упражнениями вернуть спокойствие, но в это время к нему приблизились два чиновника уголовного приказа. Важно развернув шелковый свиток с печатью, они объявили всемилостивейшую волю государя: придворному историографу даруется жизнь, пытка огнем заменяется наказанием «гун-пи» — кастрацией. Услышав это, Цянь рванулся вперед, желая встретить грудью острие меча, но удар в спину тупым концом копья заставил его упасть на колени...