Пять жизней и одна смерть

– Ну, в смысле, у меня нет родных братьев, у меня вообще никого нет, я же сирота.

– Зачем ты так со мной? – с недоумением и болью спрашивает он.

– Прости. Я сейчас постараюсь все объяснить, – говорю я, пытаясь воспроизвести отрепетированную дома речь. – Это сложно, но в общем, год назад, когда ты попал в тюрьму, у меня случился нервный срыв. Было обычное утро, я просто проснулась, не имея ни малейшего понятия, кто я и где нахожусь. Я не помню ничего из жизни до этого дня и тебя я тоже не помню. Мы росли в одном приюте? Нас отдали вместе?

Его рот открывается, и он просто хватает воздух, как рыба, выуженная из воды.

– Расскажи мне о нас, расскажи о моем прошлом, – хриплым голосом прошу я.

Он еще пару секунд просто смотрит на меня, словно пытается понять, обманываю я или нет, потом словно приходит в себя, весь собирается, прижимает к лицу трубку и начинает:

– Ты права, Анна, ты сирота, у тебя никого нет. А мы не кровные родственники. Но роднее тебя у меня никого не было и нет. Мы познакомились в детском доме Норофа много-много лет назад. Помнишь, как это было? Конечно, нет, – отвечает он сам себе и качает головой. – Тебя – маленькую, худую, болезненную и плаксивую кроху – привезли в детский дом, где я уже год как жил. Ты постоянно плакала, за что через пару-тройку дней и дети, и воспитатели на тебя обозлились. Один раз кто-то затащил тебя в кладовку и запер там. Я шел мимо и услышал тихий, безнадежный плач. Открыл дверь и увидел, как ты стоишь среди ведер и тряпок, заплаканная, потерянная и такая одинокая, что сердце сжалось до такой степени, что я не мог даже пошевелиться. Ты же, увидев меня, просто перестала плакать, открыла свои ясные глаза, посмотрела на меня, сделала шаг из кладовки и обняла худенькими ручонками. – Он делает паузу, и на его губах появляется грустная улыбка. – Я поначалу пытался оторвать тебя от себя, отодвинуть, но ты вцепилась, как пиявка, повторяя одно и то же: «Братик, братик, можно я с тобой, не оставляй меня, я буду хорошей, больше не буду плакать». После этих слов я сдался, оттаял, обнял тебя и сказал, что я тебя не оставлю. С каждым днем я все сильнее привязывался к тебе, к твоему тихому смеху, к твоим нелепым «почему». Я даже прозвал тебя «Почемучка». Мы становились роднее с каждым днем. Я перестал быть одиноким, брошенным ребенком. Мы вместе читали детские сказки, рисовали, лепили из пластилина, мне даже приходилось играть с тобой в куклы, хотя, знаешь, я бы предпочел бегать с мальчишками во дворе. Но ты так боялась оставаться одна. Ты всегда так горько и жалобно плакала. Когда тебе стукнуло семь, ты стала моим главным сообщником во всех проказах. Мы лазили по деревьям, сбега́ли из детского дома и носились по крышам гаражей. Ты даже стояла в углу за мои проступки – для девочек наказания всегда были мягче. Несмотря на мои возражения, ты часто брала всю вину на себя. В какой-то момент, когда мне было тринадцать, я понял, что не соврал тебе в тот день, что не оставил тебя. Ты стала мне младшей сестрой, а я твоим старшим братом. И пообещал себе, что никогда не брошу, не предам тебя, что бы ни случилось. Нас и так уже предали, отказав в семье и родительской любви. – Он делает глубокий вдох и продолжает: – А еще ты всегда оставляла мне свою порцию сладкого, зная, как я его люблю. Ну а я дрался с твоими обидчиками, помогал тебе с математикой и физикой. Я был твоим братом, всегда им был. Много чего случилось в нашей жизни – хорошего и не очень. Но, несмотря ни на что, мы просто поверили, что бывают на земле родные не по крови, а по сердцу люди. Между нами были родственная близость, преданность и доверие. Ты мне всегда так говорила… раньше.

Он пристально смотрит на меня, ища хоть какие-то проблески воспоминаний. А я только сжимаю губы, не зная, что ответить.

– Когда мне исполнилось восемнадцать, меня выпроводили из приюта, но тебя со мной отпускать отказались. Закон не позволял. Я остался в нашем городе, снял комнатушку рядом с детским домом и частенько тебя навещал. Ты тоже при каждом удобном случае сбега́ла ко мне. В те годы я много работал, а что еще оставалось делать? Мне нужно было позаботиться о нас, я хотел подарить тебе будущее, которое ты заслужила. Ты мечтала быть дизайнером, столько раз говорила мне об этом, расписывая во всех красках нашу будущую жизнь в большом городе. Я любил слушать эти твои сказки, в них всегда был хороший конец. Потом мы переехали в Мэй, ты поступила на архитектурный, а я устроился на достойную работу, нашел замечательную девушку, которую ты сразу приняла в нашу семью. Мы были счастливы, как могут быть счастливы брат и сестра, чьи мечты сбывались. Пока не наступил тот вечер… Прости меня, родная. Прости, что все так случилось.

Он старается сглотнуть, замолкает и сильнее сжимает трубку.

– Я прощаю, – просто говорю я.