Пять жизней и одна смерть

– Ну вот ты опять. Надо нормально поесть. Пересилить себя и впихнуть все до последней крошки в это истощенное тело, – хлопочет соседка, пододвигая обратно ко мне почти нетронутую тарелку каши с надкусанным куском хлеба.

– Я бы хотела, только как? Меня уже подташнивает, – выдавливаю я.

– Знаю, знаю. Но давай еще хотя бы пару ложек, – уже мягче, не так по-учительски произносит она.

Я вожу ложкой в каше, но до рта донести так и не могу, при одной мысли к горлу подступает тошнота. Потом делаю над собой усилие, беру тост, который кажется аппетитнее каши, и откусываю еще один кусок.

– Почему ты заботишься обо мне? – спрашиваю вдруг я, дожевывая.

– Просто я все это уже проходила, и не раз, – спокойно отвечает она.

– Да?

– Да, Эл, я же рассказывала. Не в этой клинике, конечно, но по ощущениям всегда одно и то же, будто весь мир против тебя, даже ты сама, твое собственное тело. Но это не так. Против только твой зависимый разум. Все остальные только за тебя! Но, когда я это поняла, было слишком поздно. Я потеряла все. Все! Но ты еще такая молодая и… сильная. Ты светлая – и в мыслях, и в поступках. Так что разберись в себе. Оставь все зло прошлого в этих стенах и стань свободной. Начни уже новую жизнь.

Как бы я хотела знать, о чем она говорит, но не знаю.

Я киваю, девушка показывает мне на часы:

– Тебе пора.

Я встаю, не зная, куда идти и что делать.

– Может, составишь компанию и проводишь меня? – спрашиваю я и смотрю на нее щенячьими глазами.

Она улыбается и встает из-за стола. Мы поднимаемся на второй этаж, доходим до второго кабинета справа.

– Ну, жду дома, – говорит она, после чего обнимает меня, гладит по волосам и идет дальше.

На двери висит табличка «Доктор М. Сэйвор». Я негромко стучу.

– Да, да, заходите.

Открыв дверь, вхожу в светлый, но не безукоризненно отбеленный кабинет. Два кресла, маленький диван у стены и за столом – шкафы кремового оттенка разбавляют белизну комнаты. Стены, украшенные фотографиями и какими-то дипломами, вообще нарушают всю концепцию клиники, но зато придают кабинету жизни и уюта. Я расслабляюсь, видя теплую улыбку доктора. Это высокий статный мужчина лет сорока, выбритый и ухоженный, с прямоугольными очками на крупном носу и мясистой нижней губой. Его черты нельзя назвать идеальными, но все в нем какое-то мягкое, гармоничное и располагающее. Никаких резких деталей.

– Ну что, Элиза, как ты себя чувствуешь?

Я не знаю, что ответить, поэтому произношу:

– Нормально.

– Как голова?

– Спасибо, прошла.

– Ну, как я и обещал.

Я улыбаюсь.

– Ты идешь на поправку, и это меня радует. А тебя?

– И меня.

– Послушай, Элиза, сейчас тот период, когда ты должна понять, чего хочешь от жизни. Мы сможем снять только физические симптомы зависимости. Но душевные испытания ты должна пройти сама. Это не значит, что ты одна. Мы с тобой, мы рядом. И мы все хотим тебе помочь. Я обещаю и гарантирую тебе нашу поддержку на этом пути. Завтра ты переходишь на второй этап. Расписание занятий и обязательной трудотерапии возьми у сестер в приемной. Мы все надеемся на тебя, – широко улыбаясь, спокойным и доброжелательным тоном говорит доктор.

Я киваю, не понимая, к чему он клонит. Я ничего не понимаю. Но мне нравится этот большой добрый мужчина. Рядом с ним я чувствую себя в безопасности. Я верю ему.

Потом он рассказывает о моем лечении, о том, что собирается сделать в ближайшем будущем, какие лекарства поменять и какие я могу почувствовать неудобства или последствия. После чего желает удачи и отпускает. Я спускаюсь в комнату, где, читая книгу, лежит соседка.

– Ну что, дружочек, мы уже опаздываем. Пошли к этой мисс Спокойствие.

Она кидает книгу на подушку, берет меня за руку и тащит по коридору. Через минуту мы врываемся в небольшой зал, в котором по кругу расставлены стулья и уже разместилась группа из восьми человек.

– Леди, вы опоздали, – произносит строгая женщина лет пятидесяти с добрыми темно-карими глазами.

– Ну, Элиза застряла у доктора Сэйвора. Она сегодня очень нерасторопная. А я ждала ее, – весело, без малейшего чувства вины отвечает блондинка.

Я же просто стою, как нашкодивший ребенок, и смотрю в пол.

– Ты, Марта, могла бы и не ждать, – говорит важная леди.

«Отлично, значит, мою соседку зовут Марта», – делаю я в памяти заметку.

– Но я ждала. Этого уже не изменить, – произносит она с хитрой улыбкой и смотрит на меня.

– Ладно, рассаживайтесь, неразлучники.

Мы садимся на свободные места.

– Элиза, раз мы все собрались, давай начнем с тебя, – говорит «воспитательница».

Услышав это, я вся сжимаюсь, мои мысли судорожно мечутся, я не понимаю и даже не представляю, что должна говорить всем этим людям. И вообще, для меня и для Элизы лучше ничего, совсем ничего не говорить. Я продолжаю молчать, разглядывая скрещенные пальцы собственных рук, обгрызенные ногти и заусенцы.

– А могу я начать? – звучит немного вызывающе голос Марты.

Кажется, тяжелый вздох важной женщины слышат все участники.

– Ты, Марта, конечно, можешь. Но мы тут, чтобы помочь каждому, чтобы каждый мог высказаться. И Элизе это тоже не помешает. Ей стало бы легче.