Хотя в первую очередь я должен благодарить маму, которая не только не запрещала, но и проявляла живой интерес к моим увлечениям. Вместе со мной наблюдала за рождением мальков у толстой красной меченосихи и переживала, чтобы другие обитатели аквариума их не съели. Сама отлавливала их столовой ложкой и сажала в отдельную банку. Меченосцев и гупешек я выращивал самостоятельно, выпрашивая или выменивая мальков у одноклассника. А тот потихоньку таскал их у отца, известного в городе аквариумиста.
Если бы у нас в городе был хоть какой зоомагазин, я бы там торчал часами, прилипнув носом к аквариумам и террариумам. Потом я что-то подобное на «Птичке» в Москве делал каждое свободное воскресенье. Для меня это был и праздник, и отдушина от повседневщины.
Поэтому, когда я прочитал у Джеральда описание зоомагазина «Аквариум», в который ему удалось устроиться на подработку, то попробовал представить себя там и даже не могу вообразить, что бы со мной стало. Минимум полчаса молчаливого внутреннего восторга на каждый отдельный водяной мир. Вы только почитайте описание.
«Вдоль стен тянулись ряды огромных аквариумов, где жили яркие тропические рыбки, в стеклянных банках копошились ужи, змеи, большие зеленые ящерицы, черепахи, тритоны с гофрированными хвостами и огромные лягушки с выпученными глазами».
А какое бы было удовольствие их кормить живым дафниями, циклопами, всякими травяными букашками. Мне со своими питомцами это никогда не надоедало. По-видимому, мы с Джеральдом чувствовали одинаково, так как он отказывался от собственного обеда, чтобы собирать мокриц в парке для подкормки рептилий и амфибий и ловли водяной прудовой мелочи, чтобы немного разнообразить их кормежку аквариумных обитателей. А еще он подкладывал влажный мох в корзину, где жили большие леопардовые лягушки (у меня и сейчас при словах «леопардовые лягушки» возникает особое чувство: я нашел картинку, увидел, как эти красавицы выглядят и даже сейчас ощущаю к нему белую зависть), чтобы те могли укрыться от палящих лучей лампы (что же у них за хозяин был: садюга какой-то), постоянно освещавшей их жилище. Джеральд смазывал их воспаленные лапки оливковым маслом и промывал им слезящиеся глаза (оливковым маслом, представьте себе, а я лапки чибису в кружке юннатов Дома пионеров только мокрой тряпочкой чистил).
А в центральном аквариуме жили восхитительные, яркие рыбки: от одних названий которых сразу вспоминаются мои частые визиты на «Птичку»: бархатные черные моллинезии, серебристые топорики, блестящие неоны.
А уж когда посланный за новым товаром Джеральд добирался до оптовых магазинчиков, где его ждали большие ящики с ящерицами, корзины, полные черепашек, огромные аквариумы с колышущимися водорослями, между которых шныряли тритоны, лягушки и саламандры, и контейнеры с игуанами, мне было просто невозможно все это сразу представить.
Я помню, что еще в первой части книги меня прямо тянуло дать описание этой сказочной «пещеры Алладина», но с трудом удержался. Хотя задумался, а может, если я перечитывал этот кусочек несколько раз с восторгом, то, может, и других это тоже порадует? А мне про это написать только приятности добавить.
Конечно, моя маленькая коллекция даже рядом с этим богатством не стояла, но ведь в детстве я про него и не знал. А то что у меня на подоконнике размещалось – удовольствия тоже доставляла немало. И не только мне.
Мама любила смотреть, как натягивает сети и строит свой подводный дом-колокол паук-серебрянка, добытый в результате моих походов к другому пруду. Ох, как он меня кусанул во время поимки, при разборке руками вытащенных водорослей. На несколько дней палец онемел. Но мама этого не знала (на всякий случай ничего не сказал) и ему симпатизировала.
А вот хищных личинок стрекоз справедливая Лидия Геннадьевна очень не любила, потому что они жрали бедных маленьких головастиков и даже небольших жуков-плавунцов, и плавов, которые, в свою очередь, так же безжалостно поступали с прудовыми улитками катушками.
Зато всегда охотно откликалась на приглашения посмотреть превращение их в стрекоз. Чтобы не упустить момент и насладиться этим зрелищем, я держал отдельно тройку больших личинок стрекоз вида коромысло. С плоскими мордами-масками. Кормил их на убой, сначала живыми дафниями, а потом и добычей покрупней, чтобы не вздумали друг за другом охотиться, и выжидал момент, когда они приступят к последней линьке и можно будет уже зачатки крылышек рассмотреть.
На этой стадии они уже не охотятся на все, что движется. Потому что стали «нимфы» и внутренне сосредотачиваются на скором наступлении самого главного. Выбираются из воды и застывают: значит, вот-вот из них начнут вылупляться стрекозы. Вот этот момент мы с мамой и ждали, оснастив емкость несколькими вертикальными палочками-тростинками.