Пять жизней на двоих, с надеждой на продолжение

Потом я случайно узнал всю подноготную такой целеустремленности (от ее же единственной подруги в группе, быстро ставшей – бывшей). Такая причина никогда бы не пришла мне в голову, но узнав супругу получше, я в эту историю поверил. Оказывается, все годы учебы в институте, начиная с подготовительных курсов, она яростно конкурировала с одной из сокурсниц. Почему так сложилось, не знаю, но для нее это было чуть ли не самым главным в жизни. А вот соперница, похоже, ни о чем и не догадывалась или внимания не обращала. (Прямо по классической схеме соревновательного общения Эллочки-людоедки с Вандербильдихой – младшей. Или я – или она.) И как-то получалось, что ей приходилось все время соперницу догонять.

Та поступила в институт сразу, а Ольге для этого пришлось отправлять папу к ректору. Соперница училась легко, а в общем-то трудолюбивой Ольге только к последнему курсу удалось выбраться на приличный уровень.

И вдруг – приглашение на банкет, ухаживание самого Шефа. Наконец-то попала в самый центр внимания: Николай Николаевич у многих девушек в группе был кумир, а тут к ней снизошел. А той, несчастной, такое и не снилось!

Казалось какое-то время можно спокойно существовать в ореоле собственного превосходства. Да не тут-то было – эта дрянь опять вперед вырвалась, взяла и за какого-то аспиранта замуж вышла. Ну дальше, я думаю, повествование продолжать не надо?

Потом соперница устроилась в достаточно серьезный и хорошо оплачиваемый «ящик». Там работали некоторые выпускники нашей кафедры, иногда забегали в гости и даже с гидропероксидами нас как-то сильно выручили. Кое-что из своей жизни за преферансом рассказывали. Были у них свои плюсы: почти двойная зарплата, специальное снабжение. Еще какие-то льготы. Но была и подписка о секретности. Раз тебя туда взяли, некие тайны доверили, то и становись теперь невыездным. И этот запрет на вывоз содержания головы за рубеж даже после увольнения еще чуть ли не десять лет действовал.

Вот все это ей объясняли, и даже ВН, такой большой авторитет в ее глазах (как руководитель диплома) туда соваться ни в коем случае не советовал. Тщетно, по выражению моей бабушки – как о стенку горох. А я хочу и все! Конкуренция – действительно двигатель, жаль, не только прогресса.

И ее отец начал искать нужные для этого связи и, естественно, нашел. Родители у сестер (забыл – у нее младшая сестра Татьяна была, два года разницы, и тоже студентка МХТИ) по струнке ходили. Удивительно это для меня было и не понятно – как будто они перед дочками в чем-то были виноваты.

(Потом, как и следовало ожидать, пребывание в этом ящике перекрыло ей все каналы выезда и во Францию, и в Тунис. И глупая упертость стала сильно наказуемой. Но это было уже много позже.)

А пока перед свадьбой я ощущал какую-то предопределенность и вообще особо не заморачивался. При этом на все предложения по ее проведению от организаторов соглашался, даже на новый костюм из нелепого зеленоватого материала, который мне шили в каком-то крутом ателье. Зачем, кто бы мне объяснил? К мудрым советам своего армянского приятеля Сурена я не прислушался. А он мне прямо говорил, что вот, например, у них в Армении непременными характеристиками, которые должны быть у будущей жены (естественно, кроме способности рожать здоровых детей и хорошо готовить), является наличие ума и доброты. А тут – только бессмысленный смех присутствует, о чем я думаю? Увы, был чересчур самоуверен, решил, что на семью хватит и моего интеллекта. И разве можно считать недоброй девушку, которая нас так подкармливала всякими пряниками?

На свадьбу приехала вся моя ярославская гоп-компания, Тарон выступил в роли шафера, ну и половина кафедры пришла во главе с Шефом. Ольгин отец привлек все старые связи с Кубани и Северного Кавказа – стол в ресторане ломился. Отгуляли, и началась моя первая семейная жизнь, как говорят на Украине, «в приймаках».

17 лет брака – это срок!

Потом, уже, когда стало необратимо понятно, что мы совершенно разные люди, я долго пытался понять, а почему я именно на Ольге женился? Ведь общих интересов у нас практически не было, лишь некоторая влюбленность, в которой я опять играл привычную для себя ведомую роль.

Человек я совершенно непрактичный, жениться по расчету никогда не планировал и, хотя потом ярославские подруги мне именно на это намекали, дело было совершенно не в московской прописке и ожидании хорошей жизни.

Здесь я полностью искренен, даже если в это трудно поверить. Конечно, в Ярославль после аспирантуры я возвращаться совсем не хотел и очень-очень мечтал именно на кафедре остаться, где уже прижился, и меня приняли таким, каким я был. Но ситуацию понимал прекрасно: мест лишних не было. Любой из аспирантов тоже, наверное, про это мечтал. И, главное, со мной никто с кафедры на эту тему не разговаривал. И намеков никаких не было от руководства, и я сам для этого специально ничего не предпринимал.