Пять жизней. Нерассказанные истории женщин, убитых Джеком-потрошителем

Женщины редко захаживали в эти темные залы, обитые деревянными панелями и пропахшие свиным жиром и крепким кофе. В стенах кофеен обычно были слышны лишь грубые мужские голоса. Служанки иногда забегали в кофейню за кофе и булочкой за пенни, отправившись на рынок за покупками для хозяйки, а продавщицы и поденщицы заходили пообедать супом, фруктовым пудингом и тапиокой. Скорее всего, именно в кофейне Джон Страйд и познакомился с юной горничной из Швеции по имени Элизабет Густафссон[189].

Зимой 1866 года, сразу после переезда в Лондон, Элизабет поселилась в прекрасном особняке на окраине Гайд-парка. В многолюдный торговый квартал вокруг Тоттенхэм-Корт-роуд она переехала уже потом. В середине девятнадцатого века на улицах вокруг Гайд-парка селились самые богатые и родовитые лондонцы. Гайд-парк был излюбленным местом прогулок лондонского бомонда. Нам неизвестно имя нанимателей Элизабет, однако их высокий социальный статус не оставляет сомнений. Элизабет вошла в штат домашней прислуги в доме богатых космополитов – таких же, как Диксоны, которые регулярно путешествовали по всей Европе и перемещались между Швецией и Великобританией, управляя делами своей судоходной, металлургической и деревообрабатывающей империи. Элизабет получила престижное место, но и ставки были гораздо выше, чем во всех других домах, где ей приходилось служить. Теперь она входила в иерархию слуг, подчинялась не добродушной хозяйке из среднего класса в доме с несколькими комнатами, а экономке или дворецкому в особняке с несколькими этажами. К слугам предъявляли высокие требования: они должны были держать руки в чистоте, не сутулиться, помалкивать и ни в коем случае не встречаться взглядом с хозяином или хозяйкой. Если бы Элизабет столкнулась с кем-нибудь из членов хозяйской семьи в коридоре или на лестнице, ей следовало отвернуться к стене. Строгость, культурные различия и необходимость учить новый сложный язык – все это наверняка казалось Элизабет непосильным бременем.

Согласившись на работу в Лондоне, Элизабет приняла решение остаться в Британии навсегда. Хотя от шведов, переезжавших в Лондон, не требовалась регистрация в Шведской церкви, тех, кто обращался за разрешением на постоянное проживание, видимо, обязывали это делать. Путь от Гайд-парка до Шведской церкви на Принцесс-сквер в Ист-Энде был неблизкий, а поскольку служанкам полагался всего один выходной в месяц, неудивительно, что Элизабет зарегистрировалась в церкви лишь через пять месяцев после прибытия в Англию. Причем, скорее всего, она сделала это по настоянию своего хозяина, готовившегося к отъезду за границу, куда Элизабет, возможно, ехать не хотела. Элизабет не умела писать; она сообщила свое имя церковному писарю, и тот внес его в регистрационную книгу, указал ее род занятий и то, что она не замужем. В это же самое время Элизабет сообщила о своем намерении отправиться во французский город Брест, центр торгового судоходства, и подала прошение об изменении места проживания[190]. Неизвестно, последовала ли она за хозяевами во Францию или нет: позднее ее прошение было перечеркнуто другой рукой, и это могло произойти как до предполагаемого отъезда, так и по возвращении в Лондон.

Неясно, какие обстоятельства впоследствии заставили Элизабет покинуть место горничной в Гайд-парке, но в дознании коронера 1888 года содержатся намеки на скандал – возможно, аналогичный тому, в который девушка оказалась вовлечена в Гётеборге. По словам современников, Элизабет была очень красива. Шеф-инспектор Уолтер Дью с грустью отмечал, что, несмотря на все испытания, выпавшие на ее долю, «лицо ее хранило следы былой красоты»[191]. Должно быть, она притягивала немало восторженных взглядов: одинокая молодая женщина с высоким лбом и волнистыми темными волосами, говорившая с необычным иностранным акцентом. Известно, что один из ее поклонников был полицейским и ухаживал за ней, когда она жила в доме рядом с Гайд-парком, но поскольку Элизабет слишком много работала, им просто некогда было встречаться. Впрочем, скорее всего, притязания на нее имел кто-то из домашних.

Через двадцать с лишним лет на дознании по делу об ее убийстве свидетель расскажет о подробностях их романтических отношений и опишет их как «бурные». Майкл Кидни сообщит, что относился к Элизабет как к законной супруге, но она уходила от него несколько раз. «Известно ли вам, с кем еще она водила знакомство?» – спросит коронер.

– Я видел адрес брата того джентльмена, у которого она служила в доме рядом с Гайд-парком, – даст Кидни на первый взгляд нелогичный ответ.

– Я спрашивал не об этом, – поправит его коронер. – Ушла ли она от вас к кому-либо еще? – пояснит он, говоря о том времени, когда Элизабет состояла в отношениях с Кидни, а не о ее прошлом, еще до их знакомства[192].