Ещё до твоего рождения странствующий лекарь, к которому мы привели часто болевшего Иллая, сказал нам:
"Сын ваш склонен к лихорадкам, и виной тому губительный климат местных пустынь. Тяжело ему придётся в торговых путешествиях, но ежели воля и тело его укрепятся, есть малый шанс, что дитя переборет врождённый недуг. В противном же случае кочевой образ жизни станет для него подобным яду и полностью отравит его, не дав дожить и до зрелости".
Жалость и преждевременное оберегание от частых путешествий, по словам лекаря, могли лишь помешать укреплению здоровья Иллая. Поэтому нам ничего не оставалось, кроме как надеяться на чудесное выздоровление, безмолвно наблюдая за всеми тяготами, которые приходилось сносить нашему сыну в переходах по пустыне.
Время шло, на свет появился ты; Иллай, казалось, окреп и возмужал, ответственность за младшего брата словно подстегнула в нём уверенность в собственных силах.
Но затем приступы лихорадки участились. Болезнь совсем вымотала Иллая, и он стал хуже прежнего сносить переходы. Надежда на выздоровление стремительно угасала. И мы, не в силах более видеть страдания сына, приняли решение оставить его в Азбе.
Он станет обычным лавочником. Место для начала оседлой торговли я уже подготовил – теперь кочевничество не для него.
Это последний переход Иллая через Акхас, – мужественно скрывая эмоции, добавил отец.
Затем он громко выдохнул, точно сбросил с плеч непосильную ношу, которую надрываясь тащил за собой не первый год, и глазами полными сожаления посмотрел на старшего сына, стоявшего за спиной Базеля.
Юный Базель был настолько поражён услышанным, что не сразу заметил, как к ним, тяжело дыша, подошёл старший брат.
Не смея перебить отца, Иллай в страшном гневе дожидался окончания его речи. Но вот последние слова были произнесены, и на мгновение тишина воцарилась посреди пустыни. Впервые Базель видел брата в таком уступленном состоянии: на полуприкрытом платком лице попеременно проступали злость, отчаяние, жалость и невыносимая боль. Было страшно и неловко находиться в такой момент между отцом и старшим братом, и потому Базель, поддавшись сиюминутному испугу, попятился назад, но, оступившись, осел на песчаную насыпь, обнявшую его тело, словно старое мягкое кресло. Наконец, не выдержав внутреннего напряжения, Иллай воскликнул:
– Отец, оседлая торговля в нашем положении – это безумие! Аренда лавки стоит баснословных денег, а товара, чтобы держать прилавки постоянно полными, у нас нет. Мы разоримся!
– Всё будет хорошо, – рассудительно начал отец. – Я уплатил аренду на первое время, да и специй припасено изрядно. Если уж дела пойдут совсем плохо, будешь скупать пряности у проходящих мимо караванов и перепродавать их на местных ярмарках. Думаю, со временем ты сможешь дорасти и до самостоятельного лавочника.
– Ты серьёзно хочешь, чтобы сын потомственных кочевых торговцев стал мелким оседлым перекупщиком?!
– Я хочу, чтобы ты выжил, – не лукавя произнёс отец.
– Я думаю, что прозябание у прилавков в Азбе, едва ли можно назвать жизнью. Трястись в страхе за последние гроши от ярмарки до ярмарки – такую судьбу ты мне прочишь?
С чего ты взял, что мне не пережить переходов по Акхасу? Без всякой помощи я выдерживал их прежде, а значит, смогу и дальше путешествовать по пустыне.
Может, моё здоровье и не идеально, но точно не хуже, чем у многих…
– Взгляни же наконец правде в глаза: ты болен, и больше не можешь кочевать, – властно перебил сына, утомлённый тяжёлым разговором и пустынным зноем, отец.
– Болен ты! – оставив всякое уважение, грубо ответил Иллай. – Если решил пустить по миру нашу семью из-за россказней старика, который видел меня лишь единожды.
Я достаточно здоров для этого места, – добавил он уже спокойнее, – и готов тебе это продемонстрировать.
С этими словами Иллай быстро, как никогда прежде, двинулся навстречу опускающемуся безжалостному солнцу, самонадеянно бросая вызов не только себе и мнению отца, но и самому Акхасу.
– Не смей, Иллай! – крикнул отец вслед быстро уходящему сыну. –Остановись! Ты себя погубишь! – но сын даже не повёл головой на родительские оклики.
Безутешному отцу ничего не оставалось, кроме как взять за руку испуганного младшего сына и отправиться догонять старшего в надежде, что тот образумится.
VII
– Папа, а почему кочевники поселились около пустыни? Здесь же так тяжело живётся. Разве они не могли выбрать место получше? – наивно спросил зеленоглазый Иям, подходя поближе к отцу.
Шедший позади Эмиль громко вздохнул, выражая своё недовольство неуместными вопросами младшего брата.
– Это наша родина, сынок. Издавна на этих землях жили и путешествовали наши предки, мы лишь смиренно продолжаем их путь, чтя переданные нам заветы и традиции.
– Значит, Акхаские кочевники жили так всегда и даже не пытались что-то поменять или уйти в другое место?
– Не совсем так. В старинных легендах говориться о том, что Акхас не всегда был безжизненной пустыней, а кочевники могли заработать на жизнь не только торговлей.
– Не может быть! – совсем по-детски изумился Иям. – Расскажешь эту историю?! Пожалуйста…