– Иными словами, – продолжал Кирай, – источник всех бед заключается в том, что существуют неадекватные люди, которые полагают, что все остальные должны соглашаться с их мыслями. Иначе – держись, они шею тебе свернут. Достаточно завестись в мире двум-трем таким ненормальным – и готова беда. Потому что ни один из них не признаёт правоту другого, ведь каждый дошел до своей ахинеи самостоятельно. Между тем достаточно было бы хоть немного подумать. В самом деле, если один скажет, что правда на его стороне, я стану утверждать, что прав я, а третий скажет – нет, он, то получится ерунда: не может быть столько истин, а если и может, то это ненастоящие истины. Вы это понимаете, дружище Бела?
– Чего уж тут непонятного.
– Что вы гогочете? – повернулся книжный агент к Дюрице. – Если вам серьезный разговор неинтересен, то не мешайте хотя бы другим.
Хозяин трактира махнул рукой:
– Пусть гогочет! На него иногда находит. А я так вам скажу: самое лучшее, когда человек живет, как мы с вами: делаем свое дело, живем по совести, уважаем друг друга.
Ковач, столяр, взволнованно потер лоб:
– Прошу прощения… Я тоже хотел бы сказать… Нельзя забывать, по-моему, что если бы Господь наш Христос, к примеру, не уверовал так крепко в то, во что он уверовал, и не захотел бы любой ценой преподать свое учение всему человечеству, заставить принять его, то как бы мы смогли стать христианами, как могли бы спастись? Ведь это лишь потому и произошло, что он крепко верил в свое учение и был убежден, что обрел истину. Разве не так?
– Замечательно! – воскликнул книжный агент. – И чего он добился, обретя эту истину? Поделившись ею с людьми. Преподав ее половине мира. Изменилось с тех пор что-нибудь?
– Да как вы можете это говорить? Что значит – не изменилось?
– Ну а что мне еще сказать, друг мой?
Ковач покачал головой и беспомощно оглянулся по сторонам. Фотограф, вспыхнув, забарабанил пальцами по столу, Дюрица сонно уставился в свой стакан, хозяин трактира потянулся.
Оглядев компанию, Кирай продолжил:
– Не хочу хвастаться, но по роду своих занятий мне пришлось прочесть уйму книг. Разумеется, я прочел не все книги, которые были написаны, но во многие заглянул, среди прочих – в такие, где речь идет об истории. И могу с полным правом сказать, что со времен Христа ничего в мире не изменилось. Надеюсь, вы не поставите мои слова под сомнение. Так вот, дорогой господин Ковач, при всем моем уважении к вашему мнению, хотел бы спросить вас: если даже заповеди Христа не повлияли на человечество в ожидаемой мере, неужто вы будете утверждать, что может найтись еще некто более достойный и человечество прислушается к его учению? Ведь более правильного и более, так сказать, состоятельного учения нельзя себе и представить. Ну и где мы с ним оказались? Может ли появиться такой человек, который придумает нечто более дельное? Ведь что получается? Вот явился этот Христос – которого я тоже по-своему уважаю, – и, преисполненный своих истин, объявил, что он царь мира, а посему все должны его слушаться. Так что же, теперь может любой объявить себя владыкой мира, потому что он убежден в своей правоте? И это несмотря на то, что у его предшественника ничего не вышло?
Он оглянулся на дверь и понизил голос:
– Ну скажите начистоту, господин Ковач. Разве было когда-нибудь, чтобы варили мыло из человечьего мяса, костей и жира? Между тем как учение Христа давно уже всем знакомо. Об этом, конечно, нельзя говорить, но мы-то все знаем, что делается вокруг. Надеюсь, – он посмотрел на фотографа, – вы, сударь, не поймете меня превратно, это ведь просто констатация фактов. Разве свет видывал что-то подобное? Отвечаю: нет! А все почему? Да потому, что явился такой вот самодовольный выскочка, который твердит, что только один он умный, а остальные все дураки. Он один может объяснить всему человечеству, всей Эйропе, как надо жить.
– Хэлло, – сказал Дюрица и прищелкнул языком.
– Что вы сказали? – спросил дружище Бела.
– Не обращайте внимания, – махнул рукой книжный агент, – наш часовых дел мастер изволит шутить.
Он вынул мундштук, вставил в него сигарету и тем же приглушенным голосом продолжал:
– А теперь представьте, как такой одержимый спит по ночам. Может он спать спокойно, когда что ни день по его вине гибнут тысячи?
– Может, – ответил Дюрица. – Спит себе преспокойно.
– Вы могли бы, не сомневаюсь. Но представьте себе того человека. Каждый день умирают люди, потому что он взял себе нечто в голову и упорствует. Говоря: либо мир будет жить так, как мною задумано, либо после меня хоть потоп – пускай все подыхают.
– А по-моему, – заметил Ковач, – так все эти короли да большие начальники все ж не могут спокойно спать. Тут год или два назад показывали один фильм, так там король двух племянников погубил, а еще кого-то утопил в винной бочке – чтобы никого к власти не допустить.
– Да только ли это, – вскинул голову хозяин трактира. – Взять хоть нашу историю: одного короля в собственном шатре порешили.
– А наш Тиса?[4] – вспомнил Ковач.