Читаем Пятая печать полностью

– Но вполне может статься, дорогой господин Ковач, что высокопоставленные господа просто хорошо питаются и хлеб им не так уж нужен. Ведь много хлеба обычно едят в тех семьях, где более сытных продуктов в питании не хватает.

– Я вот тоже о чем-то таком подумал, но все-таки это странно, вы не находите? Не толще бумаги, право.

– Как бы там ни было, – заговорил книжный агент, – факт остается фактом: они во всем желают вести себя по-иному, чем остальные люди. Взять хотя бы манеру, когда муж и жена обращаются друг к другу на «вы». Послушать их – так они вроде и незнакомы, вроде и не привязаны друг к другу навечно. Но это бы ладно, их личное дело, в конце концов. Мне было бы интересно узнать, как всем этим господам, что занимаются хлебными карточками, да генералам и прочим большим господам, которые судьбы простых людей решают, – как им по ночам спится?

– Замечательно спится, – воскликнул Дюрица, часовщик.

– А вот мне, господин Дюрица, в это как-то не верится.

Ковач почесал в затылке:

– Оно так… Если вдуматься, то и впрямь невозможно поверить, что им так уж спокойно спится; ну как может спать спокойно… к примеру, премьер-министр? Или, положим, прокурор или верховный? Не говоря уж о королях. Или о полководцах, военачальниках.

Дюрица перевел сонный взгляд на фотографа:

– А вы где потеряли ногу, простите?

– Нельзя же так, господин Дюрица, – упрекнул его книжный агент.

– Почему же нельзя? Если бы он рассудок свой потерял, будьте покойны, я бы и не спрашивал его ни о чем. Вас ведь я ни о чем не расспрашиваю. Так что случилось с вашей ногой, сударь?

Фотограф покраснел и шевельнулся на стуле:

– Да ведь я не один такой, к сожалению. Не один…

– Мина?

– Она самая. Все как водится: излучина Дона и прочее!

– Вот видите, – снова заговорил книжный агент. – А вы говорите, что премьер-министр или военачальник могут спокойно спать. Сами-то вы могли бы спокойно спать, жить себе поживать, развлекаться, допустим, с женщинами, если бы именно вы послали этого человека на фронт, мол, вперед, исполняй свой долг?

Дружище Бела кивнул:

– Ну, понятное дело. Никто еще не видал на фронте министра или премьера. Встречал кто-нибудь премьер-министра с деревяшкой вместо ноги?

– Не бывает такого, – отрезал Ковач. – Потому что если б таким господам приходилось сидеть в окопах, то не было бы вообще никаких войн, уж можете мне поверить. Это такая же правда, как то, что я сижу перед вами на этом стуле.

– Я вам так скажу, – многозначительно воздел палец Швунг, – лучше всего быть простыми людьми вроде нас. Нам уж точно не из-за кого испытывать угрызения совести. Откуда им взяться? А представьте себе хозяина банка или завода. Или землевладельца. В каком они положении? Казалось бы, все у них замечательно, все есть, что душе угодно: роскошные дома, виллы на Балатоне, в Бёржёни или Матре. И куча прислуги, горничных, поваров, автомобилей, водителей и всего прочего.

– И никаких забот, это факт, – кивнул трактирщик.

– И от этого они никогда не умрут? – зевнул Дюрица.

– От чего?

– От того, что у них все есть.

– А знаете, господин Дюрица, на кого вы похожи? – спросил книжный агент. – На попугая из бакалейной лавки, который все время долдонит одно и то же: «К вашим услугам, к вашим услугам!»

– Умный попугай, – сказал Дюрица. – Умнее многих книжных агентов в Европе. Точнее, в Эйропе, прошу прощения.

Кирай вскинул голову:

– Чем опять я не угодил вам?

– О Боже, с чего вы взяли?

– Вы думаете, я не расслышал этой вашей «Эйропы»? Да, да, да, именно так произносят все культурные, цивилизованные люди. Я слышал это произношение от людей широчайших познаний. Но вы с такими, я полагаю, никогда не пересекались. И если для них Эйропа – это нормально, то и для вас сойдет.

– Браво! Советую вам отныне говорить в телефонную трубку «хэлло», вместо «алло», раз уж вы эйропеец.

Дюрица, рассмеявшись от собственных слов, с довольным видом посмотрел на книжного агента.

– Спокойствие, господин Кирай, – положил руку на плечо Швунга хозяин трактира. – Вы ведь знаете, он без насмешек минуты не проживет. Ему доставляет страдание то, как замечательно мы здесь сидим и мирно друг с другом беседуем. Продолжайте, прошу вас!

– Вот увидите, однажды его заберет нечистая, – сказал Швунг и отвернулся к остальным. – Словом, вы полагаете, что люди из категории, мною описанной, могут спать спокойно? Заблуждаетесь! Ну посудите сами, откуда берутся все их богатства, комфорт и все прочее? Откуда, позвольте спросить? А оттуда, скажу я вам, что другим жрать нечего…

– Да вон в портфеле у вас грудинка, – поддел его часовщик.

– Хорошо! А как быть тому, у кого в портфеле грудинки нет? – парировал книжный агент.

– И вообще, – поддержал его Ковач, – так ли часто она там бывает?

Кирай кивнул и, загасив сигарету, продолжил:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Калгари 88. Том 5
Калгари 88. Том 5

Март 1986 года. 14-летняя фигуристка Людмила Хмельницкая только что стала чемпионкой Свердловской области и кандидатом в мастера спорта. Настаёт испытание медными трубами — талантливую девушку, ставшую героиней чемпионата, все хотят видеть и слышать. А ведь нужно упорно тренироваться — всего через три недели гораздо более значимое соревнование — Первенство СССР среди юниоров, где нужно опять, стиснув зубы, превозмогать себя. А соперницы ещё более грозные, из титулованных клубов ЦСКА, Динамо и Спартак, за которыми поддержка советской армии, госбезопасности, МВД и профсоюзов. Получится ли юной провинциальной фигуристке навязать бой спортсменкам из именитых клубов, и поможет ли ей в этом Борис Николаевич Ельцин, для которого противостояние Свердловска и Москвы становится идеей фикс? Об этом мы узнаем на страницах пятого тома увлекательного спортивного романа "Калгари-88".

Arladaar

Проза
Камень и боль
Камень и боль

Микеланджело Буонарроти — один из величайших людей Возрождения. Вот что писал современник о его рождении: "И обратил милосердно Всеблагой повелитель небес свои взоры на землю и увидел людей, тщетно подражающих величию природы, и самомнение их — еще более далекое от истины, чем потемки от света. И соизволил, спасая от подобных заблуждений, послать на землю гения, способного решительно во всех искусствах".Но Микеланджело суждено было появиться на свет в жестокий век. И неизвестно, от чего он испытывал большую боль. От мук творчества, когда под его резцом оживал камень, или от царивших вокруг него преступлений сильных мира сего, о которых он написал: "Когда царят позор и преступленье,/ Не чувствовать, не видеть — облегченье".Карел Шульц — чешский писатель и поэт, оставивший в наследие читателям стихи, рассказы, либретто, произведения по мотивом фольклора и главное своё произведение — исторический роман "Камень и боль". Произведение состоит из двух частей: первая книга "В садах медицейских" была издана в 1942, вторая — "Папская месса" — в 1943, уже после смерти писателя. Роман остался неоконченным, но та работа, которую успел проделать Шульц представляет собой огромную ценность и интерес для всех, кто хочет узнать больше о жизни и творчестве Микеланджело Буонарроти.

Карел Шульц

Проза / Историческая проза / Проза